Ошибка.
Дон-Кихот могучим ударом распарывает сафьяновую наволочку.
Перья облаком взлетают в воздух, а упрямый слуга прекрасной путешественницы валится с седла.
Дон-Кихот соскакивает на дорогу. Приставляет меч к горлу поверженного врага.
Дон-Кихот. Сдавайся!
Рыцарь поднимает меч, чтобы поразить своего упрямого противника насмерть, но мягкий, негромкий женский голос останавливает его:
– Рыцарь, пощадите беднягу.
Рыцарь оглядывается. Дама, улыбаясь, глядит на него из окна кареты.
Дон-Кихот. Ваше желание для меня закон, о прекрасная дама! Встань!
Слуга поднимается угрюмо, отряхивается от перьев, которые покрыли его с ног до головы.
Дон-Кихот. Дарую тебе жизнь, злодей, но при одном условии: ты отправишься к несравненной и прекраснейшей Дульсинее Тобосской и, преклонив колени, доложишь ей, даме моего сердца, о подвиге, который я совершил в ее честь.
Дама. А это далеко?
Дон-Кихот. Мой оруженосец укажет ему дорогу, прекраснейшая дама.
Дама. Великодушно ли, рыцарь, отнимать у меня самого надежного из моих слуг?
Дон-Кихот. Сударыня! Это ваш слуга? Но вы сказали мне, что вы пленница!
Дама. Да, я была в плену у дорожной скуки, но вы освободили меня. Я придумала, как нам поступить. Дамой вашего сердца буду я. Тогда слугу никуда не придется посылать, ибо подвиг был совершен на моих глазах. Ну? Соглашайтесь же! Неужели я недостойна любви! Посмотрите на меня внимательно! Ну же!
Дон-Кихот. Сеньора, я смотрю.
Дама. И я не нравлюсь вам?
Дон-Кихот. Не искушайте бедного рыцаря. Пожалуйста. Нельзя мне. Я верен. Таков закон. Дама моего сердца – Дульсинея Тобосская.
Дама. Мы ей не скажем.
Дон-Кихот. Нельзя. Клянусь – нельзя.
Дама. Мы тихонько.
Дон-Кихот. Нельзя!
Дама. Никто не узнает!
Дон-Кихот. Нельзя. Правда. Ваши глаза проникают мне в самую душу! Отвернитесь, сударыня, не мучайте человека.
Дама. Сойдите с коня и садитесь ко мне в карету, и там мы все обсудим. Я только что проводила мужа в Мексику, мне так хочется поговорить с кем-нибудь о любви. Ну? Ну же... Я жду!
Дон-Кихот. Хорошо. Сейчас. Нет. Ни за что.
Дама. Альтисидора – красивое имя?
Дон-Кихот. Да, сударыня.
Дама. Так зовут меня. Отныне дама вашего сердца – Альтисидора.
Дон-Кихот. Нельзя! Нет! Ни за что! Прощайте!
Рыцарь салютует даме копьем, поворачивает Росинанта и останавливается пораженный.
Дама разражается хохотом. И не она одна – хохочут все ее слуги.
Дон-Кихот пришпоривает Росинанта и мчится прочь во весь опор, опустив голову. Ветер сдувает с него перья. Громкий хохот преследует его.
Дама(слуге). Разузнайте у его оруженосца, где он живет. За такого великолепного шута герцог будет благодарен мне всю жизнь.
Вечереет.
Кончилась скалистая гряда вокруг дороги. Теперь рыцарь и его оруженосец двигаются среди возделанных полей. За оливковыми деревьями белеют невдалеке дома большого селения. За селением – высокий лес.
Санчо снова едет возле своего повелителя. Поглядывает на него озабоченно.
Дон-Кихот(печально и задумчиво). Думаю, думаю и никак не могу понять, что смешного нашла она в моих словах.
Санчо. И я не понимаю, ваша светлость. Я сам, ваша милость, верный и ничего в этом не вижу смешного. Жена приучила. Каждый раз подымала такой крик, будто я всех этих смазливых девчонок не целовал, а убивал. А теперь вижу – ее правда. Все девчонки на один лад. Вино – вот оно действительно бывает разное. И каждое утешает по-своему. И не отнимает силы, а укрепляет человека. Баранина тоже. Тушеная. С перцем. А любовь?.. Ну ее, чего там! Я так полагаю, что нет ее на белом свете. Одни выдумки.
Рыцарь и оруженосец в глубокой задумчивости следуют дальше, пока не исчезают в вечерних сумерках.
В просторной кухне усадьбы Дон-Кихота за большим столом собрались его друзья и близкие.
Поздний вечер.
Дождь стучит в окна. Ветер воет в трубе. Экономка перебирает фасоль в небольшой глиняной чашке. Племянница вышивает у свечки. Священник и цирюльник пристроились поближе к очагу.
Племянница. Бедный дядя! Как давно-давно уехал он из дома. Что-то он делает в такую страшную непогоду?
Экономка. Безумствует – что же еще! У всех хозяева как хозяева, а мой прославился на всю Испанию. Что ни день – то новые вести о нем!
Стук в дверь.
Экономка. Ну вот опять! Войдите!
Вбегает Альдонса.
Экономка. Слава богу, это всего только Альдонса. Что тебе, девушка? Ты принесла нам цыплят?
Альдонса. Нет, ваша милость, принесла удивительные новости о нашем сеньоре!
Экономка. Что я говорила! Какие? Он ранен? Болен? Умирает?
Альдонса. Что вы, сеньора! Новости гораздо более удивительные. Он влюбился!
Племянница. Пресвятая богородица!
Альдонса. Вот и я так сказала, когда услышала. Слово в слово. Влюбился наш сеньор в знатную даму по имени Дульсинея Тобосская. Отец мой родом из Тобосо и говорит, что в детстве видел такую.
Экономка. Значит, она старуха!
Альдонса. А мы так порешили, что это ее дочь или даже внучка, потому что уж больно сильно влюбился наш сеньор. Колотит людей в ее честь, не разбирая ни титула, ни звания. И вздыхает целыми ночами. И слагает ей песни. И говорит о ней ласково, как о ребенке или птичке. Я даже позавидовала.
Экономка. Чему?
Альдонса. Меня никто небось так не полюбит.
Племянница. А Педро?
Альдонса. Он только тискает да щиплется. Счастливая Дульсинея Тобосская!
Стук в дверь.
Экономка. Ну вот опять! Войдите!
Дверь распахивается, и в комнату входит человек в промокшем насквозь плаще. Глаза и нос красны, не то от непогоды, не то от природы. Длинные усы свисают уныло. Впрочем, едва войдя в комнату, он подкручивает их воинственно.
Неизвестный. Здесь ли проживает идальго Алонзо Кехано, именующий себя Дон-Кихот Ламанчский?
Экономка. Здесь, ваша милость.
Неизвестный. Он дома?
Экономка. Нет.
Неизвестный. Жаль, ах как жаль. Жаль от всего сердца. Будь он дома – я бы его арестовал.
Племянница вскрикивает. Альдонса забивается в угол.
Цирюльник и священник встают.
Неизвестный. Обидно. Ну да ничего не поделаешь, другим разиком. Не найдется ли у вас стакан вина?
Экономка. Как не найтись! Снимите плащ, сеньор. Садитесь, пожалуйста! Вот сюда, к огню.
Священник. Вы из братства Санта Эрмандад?
Неизвестный. Да, я стрелок славного старого Толедского братства Санта Эрмандад. Вот уже много лет боремся мы с преступлениями, а они, как нарочно, благодарю вас, все растут в числе. Прекрасное вино.
Экономка. Что же натворил наш идальго?
Стрелок. Сразу не перечислишь. Напал, например, на цирюльника.
Цирюльник. Какой ужас!
Стрелок. И отобрал у него медный бритвенный тазик ценой в семь реалов.
Священник. Зачем?
Стрелок. Заявил, что это золотой волшебный шлем, да и носит его на голове.
Цирюльник. Какой ужас!
Стрелок. Ну ограничься он этим – ладно. Так нет. По случаю засухи крестьяне одной деревни – люди разумные, почтенные – решили собраться на предмет самобичевания. Благодарю вас. Прекрасное вино. О чем я? Ах да. Подняли они, стало быть, статую мадонны. Бичуют себя по-честному, не жалея плеток, вопят о грехах своих. Все чинно, разумно. Вдруг – раз. Ого-го-го! Топ-топ, скачет верхом наш сеньор-безумец. О-о-о! У-уй-уй! И разогнал бичующихся. Принял, нечестивец, мадонну за некую пленную или там похищенную.