— Я тебя давненько не навещал, тут всё так изменилось. Шикарно развиваешься, Иван!
— Так мы растём вместе со страной!
— Ваня, когда ты перестанешь пить из меня кровь стаканами? Какая страна, ты же знаешь, я не на исторической родине только из-за того, что ты меня в своё время познакомил здесь с уважаемыми людьми, дай Бог им и тебе здоровья.
— Ну вот, начал брюзжать, кошелёк старый! Кофе будешь или ты опять сердце лечишь?
— Буду, конечно, хоть какая-то с тебя живая выгода, да и не так часто в наши дни в конторах подают хороший кофе. Ты, как я погляжу, сам наливаешь? И что с того, что кошелёк старый? В него больше купюр влезет — я проверял.
— Ладно тебе, — Иван подошёл к кофеварке и стал заваривать ароматный напиток Затем поставил перед Семёном кофе и пододвинул пепельницу.
— Давай уже свои модные сигареты, к тебе как попадёшь — одни убытки для здоровья и доход для аптек
Иван Сергеевич присел напротив гостя и интригующе улыбнулся.
— Не надо так на меня смотреть, я не сливки, а ты не кот — я всё знаю. Опять мне с тобой полгода жизни потерять. Как выборы, так ты без меня не можешь.
— Сёма, кому ж я ещё могу доверить финансы избирательной кампании? Я тебе верю, как самому себе.
Черепанов окинул Портного пристальным взглядом и отметил, что его давний товарищ за последний год почти не изменился. Полнота, в молодости казавшаяся угрожающей, в последние годы не росла, зафиксировавшись на одном уровне. Да и Портной к ней, похоже, замечательно приспособился и вполне энергично управлялся с телом хорошо откормленного и подвижного поросёнка. Почти не изменившиеся со времён юности густые каштановые кучери, увлажнённые струйками пота, не позволяли зачислить Сёму в старики, а большие очки на фоне почти постоянной, пусть и хитроватой улыбки и бесконечной иронии производили впечатление интеллигентного добряка. Да и голубые глаза как-то подсвечивали немного неуклюжую, чем-то напоминающую смесь пингвина со школьным аппетитным пончиком фигуру Портного.
— Можно подумать, у меня есть выбор, — Портной, конечно, для вида сделал умное лицо, но в душе ему было приятно. В стране, где через каждые два года проходят выборы, уже давно сформировалась каста профессионалов, знающих своё дело в этом вопросе. И неизменно Портной был казначеем, а Иван — руководителем окружного штаба.
— В этот раз финансирование будет не таким щедрым, как раньше, но должно хватить. Один округ — один миллион «американцев». Размах, конечно, уже не тот. Но и тактику мы изменим.
— Это тоже деньги, и по сегодняшним меркам неплохие. Ничего, подзатяните пояски немного, — Семён потягивал кофе из маленькой чашки, глядя при этом куда-то в сторону. — Куда их пришлют?
— Их не пришлют, их привезут. В этот раз наличными. В красивом таком чемоданчике.
— В смысле?
— В связи с новыми веяниями часть средств будет идти «по-белому», а основная сумма, как в старые добрые времена, — «чёрным налом». Но ты не переживай — всё на всех уровнях согласовано и прикрыто.
— И зачем нам эта головная боль?
— Дарёному коню, Семён, в зубы не смотрят. Такое принято решение. У тебя же в банке имеется хранилище? Положишь денежки в ячейку и будешь нам оттуда порционно выдавать и, как обычно, вести учёт. По понедельникам в штабе у тебя будет происходить приём отчётности и выдача средств на следующую неделю. Всё как раньше.
— Ты же знаешь, как я не люблю отвечать за наличные. Вечно переживаю, как они там, в сейфе. То ли дело — безнал. Он как-то цивилизованнее, защищённее.
— Сёма, ты уже ничего не изменишь своим брюзжанием, не рви сердце. Деньги привезут в конце недели, так что готовься, — Иван снял пиджак и повесил на спинку высокого кожаного кресла. — Кампания в этот раз будет не менее интересной, чем раньше, правила намного жёстче, времени на раскачку совершенно нет, так что, друг мой, будем считать, что мы с тобой уже приступили. Подвигай кресло, я набросал ориентировочные статьи расходов, посоветуемся.
Следующие два часа были потрачены на детальное рассмотрение предстоящих проплат и согласование плана действий.
— Семён Григорьевич, кондиционер не слишком дует? — водитель Антон Царьков работал с ним уже шестой год и привычки своего шефа знал досконально. Спросил скорее так, из уважения, ниже двадцати шести градусов температура в салоне была недопустима: его шеф летом страдал от хронического насморка — неизменного спутника кондиционированного воздуха в доме, на работе и в автомобиле, но это было всё же меньшим злом, чем сердечное недомогание из-за жары.