Я сдал в НКВД материалы: об антисоветской агитации, проводившейся отдельными лицами и группой лиц, работавших в литературе и искусстве, в частности о клеветнических произведениях местных писателей Г. Смольякова, И. Владского и других (осуждены органами); о систематической вражеской агитации, которую вел финский подданный, артист Сталинградского драмтеатра Горелов Г.И., прикрываясь симуляцией помешательства (осужден в 1941 г.); о враждебной дискредитации Терентьевым Ф.И. знаменитого советского писателя А.Н. Толстого на банкете в редакции в 1936 г.
…Должен сообщить Вам, что мною были доложены также факты антисоветских настроений и поведения артиста Сталинградского драмтеатра Покровского Н.А. В нем глубоко заложено пренебрежение к советской драматургии, издевательское отношение к советской культуре, ко всей нашей действительности, к коммунистам, руководящим искусством. Он особенно изощрялся в распространении анекдотов…»
Из Сталинграда «Дятел» по поручению НКВД переехал работать на Дальний Восток, и там остались кровавые следы его деятельности: «Осенью 1937 г. “Тихоокеанская звезда” напечатала мой фельетон “Под вывеской музыкальной комедии”, который вскрыл в Хабаровском театре группу антисоветчиков. Эта группа была репрессирована…»
В войну, избежав фронта по брони, «Дятел» перебрался в Москву на руководящие посты в ЦК ВЛКСМ, в издательстве «Молодая гвардия» и в Министерстве кинематографии, где он работал на должности главного редактора художественных фильмов. И здесь он «боролся с вредными, безыдейными сценариями» и с их авторами, сообщая о «подрывной работе ряда лиц в советской кинематографии».
Дьякова арестовали как «участника троцкистской группы Варейкиса» и Особым совещанием при МГБ по 58-й статье осудили на 10 лет ИТЛ. По этапу он был отправлен в Восточную Сибирь на Тайшет (Озерлаг). И из лагеря он продолжал писать: «Лица, насквозь пропитанные буржуазным эстетством и насаждавшие голливудские нравы в сценарно-режиссерском деле, до сих пор гнездятся в некоторых звеньях советского кино. Я, с помощью министра кинематографии И.Г. Большакова, начал постепенно выявлять этих лиц и, если бы не мой арест, сумел бы до конца их разоблачить…» «Хотя я сейчас нахожусь в лагере, но меня не покидает беспокойство: в отдельных киноорганизациях находились лица, которые по собственной, а может быть, по чужой воле вредили делу дальнейшего подъема советской кинематографии, стремились выхолащивать идейную направленность наших фильмов… Все это я подробно изложил в заявлении от 29 мая 1950 г. на имя министра Госбезопасности…»
В лагере «Дятел» также не остался без дела: «В октябре 1950 г. в Озерлаге, на лагерном пункте 02 я выдал органам письменное обязательство содействовать им в разоблачении лиц, ведущих антисоветскую агитацию. Это содействие я оказываю искренне, честно и нахожу в этом моральное удовлетворение, осознание, что я здесь, в необычных условиях, приношу известную пользу общему делу борьбы с врагами СССР».
Желание освободиться и до конца реализовать неиспользованный потенциал доносчика заставляет «Дятла» писать своим кураторам: «Ведь вся моя сознательная жизнь, вся моя работа должны убедить Вас в том, что я заслуживаю политического доверия… Не допустите, чтобы зря была загублена моя жизнь, мои творческие способности. Я могу, я хочу, я должен принести еще большую пользу…»
И действительно, разве справедливо и целесообразно держать в заключении талантливого стукача, когда на свободе еще остались враги народа, которые делают свое черное дело? А коль выпустить на волю нельзя, то надо и в неволе беречь. И «Дятла» берегли, работал он не на лесоповале, а в каптерке, культурной части и бухгалтерии. Освобожден и реабилитирован был в числе первых и после освобождения продолжал плодотворно трудиться. Стал членом Союза советских писателей, получил орден «Знак почета», ходил в почетных ветеранах труда и жертвах ГУЛАГа и выступал перед молодежью с проповедями добра и правды. В 1987 году вышел его автобиографический роман-трилогия «Пережитое» в котором о «Дятле» не сказано ни слова{181}.