— А не может ли станция, принимающая энергию, находиться в той маленькой лачужке? — спросила Арлин.
Ритч пожал плечами.
— Наверняка не знаю, но вполне допускаю такое, — ответил он.
От этих слов наше настроение поднялось примерно так же, как голубая сфера улучшала здоровье. Паук продолжал палить во всех направлениях, убивая и калеча все большее число подвластных ему демонов. Настал решающий момент — теперь или никогда.
Я спрыгнул вниз первым и почувствовал себя так, как будто летел по воздуху. Арлин последовала за мной. Я протянул ей руку, но моя помощь не потребовалась. А Ритчу нам пришлось помогать вдвоем, потому что его внушительные габариты никак не были приспособлены для полетов. Потом втроем мы побежали к центральному строению.
Главным препятствием на пути были трупы монстров, но мы быстро приспособились перескакивать через твердые, тяжелые тела с толстенными руками и ногами. Паук нас заметил и открыл огонь из тридцатимиллиметрового «Вулкана». Мы ничком упали на пол, используя валявшиеся повсюду трупы в качестве прикрытия.
Отвратительное существо, перебирая железными лапами, наступало на нас, расстреливая, наверное, триста пуль в минуту — пять в секунду. Очень скоро Паук должен был подойти совсем близко, а стрелял он с такой скоростью, что мы не то что ответить ему, но даже голову поднять от пола не могли.
Внезапно шквальный огонь прекратился. Паук запутался в куче трупов, которую сам и создал. Его механические конечности были плохо приспособлены для преодоления такого рода препятствий.
— Бежим! — крикнул я и что было сил понесся к центральному строению.
Одного быстрого взгляда на нашего преследователя было достаточно, чтобы определить дальнейшее направление движения — мы двигались по прямой, проходящей от него к заветной цели.
— Держитесь линии между Пауком и станцией и прибавьте ходу! — крикнул я своим спутникам, а сам стрелой метнулся к «лачужке», как назвала строение Арлин, но тут же наткнулся на распластанное тело парового демона, поскользнулся и упал — ох уж этот проклятый паровой демон! Сердце ушло в пятки. Но, сообразив, что к чему, я понял, что создание этой чертовой хреновины еще не завершено. Отлично, хоть на этот раз не придется из кожи вон лезть, чтобы придумывать очередную лютую казнь!
Огромный монстр лежал на брюхе, уткнув безобразную рожу в пол. Из спины его торчали ракеты. Свист пуль над головой заставил меня в тот момент сильно напрячься — пара прямых попаданий в неслабый арсенальчик могла вызвать детонацию боеголовок, а если они еще не установлены, достаточно прямого попадания в баки с ракетным горючим, чтобы мы даже не взорвались, а просто испарились.
— Вот уж не думала, что тебя можно так сильно напугать! — съязвила Арлин, помогая мне подняться.
Мы снова припустились бежать к центральному строению. Когда позади осталась примерно треть открытого пространства, на меня накатила волна патологического, животного, физически ощущаемого страха.
В голове смешались самые кошмарные образы Гойи, Босха, Патрика Вудрафа: кровь закапала с потолка, стала сочиться из стен, немного поодаль забили кровавые фонтаны. Дьявольский мозг Паука как будто ощупывал все закоулки моего сознания, чтобы найти в нем самое уязвимое место. Из стоявшего перед нами здания, ухмыляясь и похлопывая себя по ляжкам, вышел отец и закричал:
— Меня осыпал милостями верховный вождь Камехаме-ха! — а потом издал боевой клич Тарзана.
Он снова унизил и оскорбил меня, как и двадцать лет назад, когда мы были в музее на Гавайях и стояли перед большой статуей величайшего гавайского правителя. Я тогда отшатнулся от него, моля Бога лишь о том, чтобы никто не догадался, что он — мой отец. А он, как назло, все шел за мной и приговаривал:
— Видел, что я сделал? А теперь смотри еще раз! И он повторял свою дурацкую выходку снова и снова. Никогда в жизни мне не доводилось переживать такой стыд, как в том музее. Нам очень повезло, что мы выбрались оттуда живыми. Но, черт дери, теперь даже он не мог бы меня заставить остановиться на полпути к центральному строению. Я помчался еще быстрее, пытаясь освободиться от дьявольских чар, которыми опутывал сознание проклятый Паук.
Но он наслал другое наваждение: я снова увидел себя в суде, причем на этот раз обвиняемым стал я сам. С рукава у меня сорвали нашивки именно так, как это показывали в старых фильмах двухмерного изображения, вроде как заклеймив позором. Потом сорвали еще медаль за меткую стрельбу, другие орденские планки и, самое главное, — изображение орла, распростершего крылья над земным шаром и показывавшего всем окружающим, что я действительно морской пехотинец.