Он возвращается с работы усталый, раскисший, злой, жалуется на несправедливость мастера, на твердый грунт (лопату сломаешь!), на то, что по утрам заморозки, а днем жара, что он сдохнет от цинги, потому что нет здесь ни фруктов, ни овощей.
Венька хватает кепку и уходит из дому. Петр продолжает ныть, и Григорий не выдерживает. Распахивает настежь окно, подталкивает упирающегося Петра и кричит:
— Хлюпик! Слюнтяй! Смотри, паразит, что делается!
За окном — стройка. Зияют гигантские котлованы, поднимаются к небу остовы будущих цехов, растут корпуса первых двух домен. Снуют машины, подводы, трудятся десятки тысяч людей.
Петр отстраняется, осторожно, неумело оправдывается:
— Я ведь с Украины. Тоскую здесь. Не могу...
— А я, по-твоему, откуда? — взрывается Григорий. — Здесь родился? Я, думаешь, не тоскую? Яблоневые сады по ночам снятся. За кринку парного молока, кажется, душу б отдал... Только — ни черта! Пусть яблоневые сады зде́сь цветут!
Петр отступает в угол, смотрит оттуда злыми холодными глазами и говорит упрямо, ненавидяще:
— Сказки! Такой собачьей житухе конца-краю не будет.
Григорий, как и Венька, тоже хватается за кепку, но у порога резко поворачивается:
— Уезжай! Проваливай!.. Чтоб духу твоего здесь больше не было. Увижу еще — за себя не ручаюсь...
И Петр уходит. Садится вечером на товарняк и воровски удирает.
Григорий, Венька и Абдулла сжигают оставшиеся от Петра сентиментальные открыточки, розовый шарф и галоши, начисто выметают пол и остаются втроем — три пария, сыновья разных народов одной великой страны. До кровавых мозолей стирают они себе ладони на рытье котлованов и траншей. Обливаются по́том в жару, когда рыжей, словно Венькины волосы, становится выжженная солнцем степь, когда трещинами покрывается земля и до узкого ручья пересыхает Урал. Промерзают до костей, когда мечется по степи и стонет снежный буран, когда рушатся от бешеного ветра строительные леса, а термометр показывает сорок градусов. Но они счастливы, эти романтики-землекопы. Потому что умеют не только мечтать, — умеют здорово драться за свои мечты и — выходить победителями.
1931 год, март-апрель.
Под руками Григория, Веньки, Абдуллы и еще тысяч таких, как они, плотина вырастает за 155 дней, и первый же паводок высоко поднимает воду. Она заливает старую крепость, прячет глубоко на дне огромного водоема то мелкое удобное место, где три мечтателя переходили Урал вброд.
1931 год, 5 июля.
Собирается многочисленный митинг строителей. Гремит музыка, полощутся по ветру знамена. Торжественно зачитывается акт о закладке города Магнитогорска. Этот исторический документ зарывают на дне котлована, приготовленного под фундамент первого дома. И среди тех, кому выпала эта честь, — Абдулла и Григорий.
1932 год, 1 февраля.
В Москве на трибуну 17-й партийной конференции поднимается Михаил Иванович Калинин и читает телеграмму: «...в 9 часов 30 минут вечера получен первый чугун магнитогорской домны № 1...»
Зал встает, и овациям нет конца. Задута крупнейшая в Союзе и Европе доменная печь!
А у горы Магнитной идет строительство следующих домен, мартеновских печей, рудообогатительных фабрик. Монтируются прокатные станы, разливочные машины. Через строительные леса проступают контуры будущего города.
Глава III
Мечты остаются жить
Землекопы-мечтатели роют траншеи под кабель высокого напряжения. Абдулла в широкополой войлочной шляпе, какие носят горновые. Узенькие жгучие глаза его искрятся безудержной радостью, потому что завтра он уходит на домну. Приехали из Донбасса комсомольцы-доменщики, берут его в свою бригаду. Жалко оставлять друзей, но ничего не поделаешь. Надо.
Венька вскидывает лопату ритмично, сосредоточенно. Выцветшая кепчонка чуть держится на затылке, огненно-рыжие вихры прилипли ко лбу, и кажется, вот-вот загорится от них мятый козырек, вспыхнут Венькины смешно торчащие уши. А Григорий стоит на земляном валу без шапки, в расстегнутой телогрейке и смотрит на чуть заметное при ярком солнце зарево над мартеном. Там выдают плавку, там он мечтает работать сталеваром. Уйдет Абдулла в доменный, а он попросится в мартеновский. Венька и Абдулла знают об этом его решении и вполне одобряют.