Эркин не сразу понял, что кричали не все, а только те, что с мелочёвкой, владелицы больших платков, жилетов, целых рубашек с глухим воротом или на пуговицах степенно помалкивали. И все беспрестанно что-то кидали в рот и сплёвывали. Рука Алисы выскользнула из его ладони, пока он оглядывался.
Женя с восторгом нырнула в этот водоворот. Эркин еле поспевал за ней, сразу потеряв из виду Владимира. Холода он пока не ощущал, только уши пощипывало и руки, но слегка.
Он нагнал своих у мешка с пёстрыми рубашками. Женя и Оля рассматривали одну, поочерёдно прикладывая к груди. Алиса стояла рядом и по мере сил советовала. Эркин подошёл и взял её за руку. Женя кивнула и строго сказала Алисе:
– Не отходи, потеряешься, – и снова затараторила: – Нет, Оля, тебе бирюзовый пойдёт, вот здесь, чтоб у ворота, как раз под глаза. Это хорошо, но грубит, а с бирюзовым есть?
– Отчего ж не быть?
Закутанная в платок женщина достала из мешка другую рубашку. Оля взяла её, приложила к себе и с надеждой посмотрела на Женю.
– Ну, как?
– Потрясающе! – ахнула Женя и повернулась к Эркину. – Правда, так лучше?
Растерявшийся Эркин неопределённо повёл плечом, а Оля решительно тряхнула головой.
– Беру! Сотня?
– Ну да, – улыбнулась женщина. – Носи на здоровье, дочка.
Сотня? Сто рублей?! С ума сойти! Нет, если Женя захочет, то он и слова не скажет. Но, когда отошли от женщины, незаметно перевёл дыхание. Женя с Олей, прижимавшей к себе завёрнутую в чистую портянку рубашку – её называли кофточкой – шли впереди, а он с Алисой за ними. Женя то и дело останавливалась, приценивалась, торговалась и время от времени оборачивалась к нему. Эркин доставал бумажник и платил. Жене и Алисе варежки, яркие, узорчатые. И ему? Ему-то зачем? Чтоб рук не поморозил. Эркин кивнул и, уже расплачиваясь за толстые коричневые варежки двойной вязки, вспомнил, что в ящике у него лежат те брезентовые рукавицы, что им с Андреем тогда дал русский офицер на станции, так что верхние у него есть.
– Теперь носки, – решила Женя.
И они пошли выбирать носки. Алиса радостно размахивала уже натянутыми на руки ярко-синими варежками с вывязанными снежинками и зайчиками. Купили носки. Тоже Алисе – высокие, до колен, с узорами и кисточками, Жене – в яркую весёлую полоску, и Эркину – тёмно-серые с узкой белой полоской по краю, из некрашеной, чтобы от пота не линяла, шерсти. Когда Эркин расплачивался за носки для Жени, стоявший рядом с продававшей их женщиной мужчина в армейской стеганой куртке и меховой ушанке подмигнул ему.
– Такая наша мущинская доля, браток. Бабы франтят, а мы расплачиваемся.
– Много ты платишь! – рассмеялась женщина, принимая у Эркина деньги. – Молчал бы уж. Кабы я не вязала, ты бы…
– Много бы ты навязала, кабы я с овцами всё лето не уродовался, – улыбнулся мужчина.
– Уродовался он! Вот за язык твой длинный тебя изуродуют, это вот да.
Спрятав куда-то под куртку деньги, женщина поправила на мужчине шапку, плотнее надвигая на уши.
Когда они отошли, Эркин тихо сказал:
– Женя, тебе платок нужен. Тёплый.
Он уже хорошо рассмотрел, как отличаются платки женщин от тонкой белой шали Жени. Да, купил бы он тогда в Бифпите такую же, как Андрей, как её, ангору, не пришлось бы сейчас деньги тратить, а он, дурак, пофорсить захотел.
– Да, надо, – озабоченно кивнула Женя. – И тебе шапку надо, в этой холодно. И Алисе.
– Алисе, да, – согласился Эркин. – А мне лучше ушанку.
Взрослых мужчин в вязаных шапках он не видел и оказаться, не как все, не хотел. Женя поглядела на его сосредоточенное лицо и вздохнула.
– Здесь нет ушанок.
– Значит, на другом рынке куплю, – очень спокойно сказал Эркин.
Женя, зная, что скрывается за его спокойствием, кивнула. Да и в самом деле, ушанка ему удобнее, все мужчины в таких, меховых или форменных армейских. А пока они купили Алисе вязаную тёплую шапочку с длинными ушами, которые можно вокруг шеи завязать как шарфик. А Жене платок, белый, даже чуть кремовый, с зубчатой каймой по краям и достаточно плотный. И пошли к выходу. А то ещё – не дай бог – на поезд опоздают.
Эркин, заметив, что ботики Алисы залеплены снегом, взял её на руки. Женя шла рядом, положив на его локоть ладонь в ярко-красной с птичками варежке, и внимательно разглядывала встречных. Да, в вязаных шапочках – с гребешком на темени или круглых, плотно охватывающих голову – только мальчишки и… молодые парни. У девушек ещё помпончики или кисточки. А мужчины в ушанках.
Они вышли на платформу и… оказались на новом рынке. Но здесь торговали съестным. Пассажиры из их поезда быстро раскупали горячую картошку в мундире, солёные огурцы и капусту, молоко, сваренные вкрутую яйца, пирожки, сало, вяленую рыбу… Глаза разбегались, а времени уже не было.