Дорогие! Догоните нас! Отбейте у немца! Не дайте пропасть!
Полещук Александра».
И сказал молодым солдатам старшина Николай Трофимов:
— Вы знаете, где и как я воевал. Повидал палачей и поджигателей, грабителей и насильников. А вот работорговцев, рабовладельцев вижу впервые. Может, Саша Полещук еще жива. О чем она просит нас, вам известно. — Трудно было ему говорить, он закончил: — Шире шаг, солдаты! Кто на этой распроклятой земле станет на нашем пути — сотрем!
Из батальона офицера Рудякова записку Александры Полещук послали в армейскую газету «Сын Родины» с резолюцией: «Требуем опубликовать. Чтобы все знали и записали в наш общий счет священной мести врагу».
В те же дни полевая почта доставила мне письмо из родного хутора Кривая Коса. Под письмом, принятым на общем собрании приазовских рыбаков и колхозников, стояло двадцать пять подписей. Радовались мои земляки, что из их хутора вышли многие славные защитники Родины, рассказывали мне, как залечивают раны, нанесенные фашистами поселку в черные дни оккупации. Но вот рана, которую уже не залечить: «…Дорогой наш земляк Иван Ильич, о зверствах фашистов вы не меньше нас знаете, но только мы должны вам рассказать за Кривую Косу. Изверги расстреляли многих ни в чем не повинных людей, а среди них насмерть замучили вашего дядю Людникова Пантелея Никаноровича… Уж вы постарайтесь, чтобы палачей настигли и покарали».
Пишу об этом не для того, чтобы растравлять старые раны. Но мы сражались в Восточной Пруссии, и в нашей армии, от командующего до рядового, не было человека, которому фашисты не причинили бы горя. Наша ненависть к фашистским захватчикам была воистину священной.
Возвращаясь к рассказу о боевых действиях 39-й армии, хочу подчеркнуть неутолимую жажду наших воинов скорее свершить справедливый суд над самыми опасными для человечества преступниками. Да, мы проявили завидную оперативность в перегруппировке сил, в нанесении внезапного и ошеломляющего удара по врагу, но успех всей Восточно-Прусской операции обеспечил советский солдат, неудержимо рвавшийся вперед.
17 января 1945 года 5-й гвардейский и 94-й стрелковый корпуса сильным ударом прорвали гумбинненский оборонительный рубеж на всю его глубину и уже к исходу дня, громя и преследуя противника, повернули на северо-запад. В нарастающем темпе развертывалось наступление 113-го корпуса. Учитывая обстановку, Черняховский незамедлительно использовал успех 39-й армии. На участке ее прорыва он ввел свой второй эшелон: 11-ю гвардейскую армию генерала К. Н. Галицкого и два танковых корпуса — А. С. Бурдейного и В. В. Буткова. Корпус Буткова прибыл к нам, когда мы штурмом взяли Хенснишкенен. В это время был получен новый приказ Черняховского. Успех 39-й армии позволил командующему фронтом частично изменить первоначальное решение.
Новый приказ ясно определял первостепенное значение тильзитского направления. Преодолев инстербургский оборонительный рубеж, наши части вышли на шоссейную дорогу Тильзит — Кенигсберг. Вечером 19 января я диктовал телефонограмму командующему 3-м Белорусским фронтом: «Штурмом взят город Тильзит. При овладении городом отличились войска генерал-майора Ксенофонтова…».
Тильзитом мы овладели совместно с частями 43-й армии, и теперь войска 39-й армии тяжелым молотом нависли над всей инстербургско-гумбинненской вражеской группировкой. Опасаясь окружения, противник начал отходить.
Кольцо и клин
Автор брошюры «Падение Кенигсберга» В. А. Величко сравнивал укрепления немцев на Дайме то с железной дверью Кенигсберга, то с оскаленной пастью хищника. Это художественные образы. Я же хочу, чтобы читатель представил себе, с чем реально столкнулись войска 39-й армии, штурмовавшие Дайме.
От Гросс Скайсгиррена к Дайме мы пробивались с боями через леса и топкие заболоченные луга, изрезанные канавами. По топографическим картам это расстояние составляет сорок километров, но наш солдат наступал не по прямой дороге. К исходу вторых суток он увидел Дайме — небольшую речку, впадающую в залив Куришес-Хафф. Здесь гитлеровцы, прикрыв подступы к Кенигсбергу с востока, создали исключительно мощную систему укреплений. Помимо множества пулеметных дотов они построили вместительные бетонные убежища, подземные галереи, соединив их лабиринтами глубоких траншей. С наблюдательных пунктов просматривались все подступы к Дайме. Ее берега, особенно западный, имели такое количество больших и малых узлов сопротивления, что нанести все эти узлы было бы невозможно даже на самую крупномасштабную карту.