Привезли ее сюда тяжелобольную. Я видела, как неистово сражались за нее врачи, и думала: «Что заставляет их бороться за продление жизни даже таких стариков? Долг? Призвание? Присяга? Это можно назвать как угодно. Но оно есть и да будет!»
А потом пришла победа. Старушка поднялась. Схватила свою палку и пошла. Вот так, сразу, как встала, пошла. Вся палата, врачи, сестры, няни радовались.
Я, наверное, утомила ее. Говорю:
— Вы устали, ложитесь.
Она снова поднимается, идет к своей кровати. Я смотрю на ее сгорбленную спину и думаю: «Ведь только она выдает возраст».
Больные возвращаются в палату. Укладываемся. Тушим свет. За окном звезды. Наверное, каждая из нас, наугад выбрав одну, считает ее своей надеждой.
На что надеяться старушке? Каждый день жизни для нее подарок. Нет, это подарок доченьке. Что будет с ней, когда мать перестанет навещать ее? Тетю она не узнает и не радуется, когда та приходит.
Старушке не спится.
Вот она после петербургских Бестужевских курсов в первый раз вошла в класс сельской школы. Ребятишки с нескрываемым любопытством разглядывали ее, молодую, в белой блузке и черной юбке. В темноте палаты она улыбается своим воспоминаниям: «Я научу вас, дети, любить книги и познавать жизнь». А сама? Книги любила всегда. Жизнь не познала — так и не смогла понять, почему в ней есть незаслуженные страдания. В бога не верила никогда, но объяснить смысл страданий — а они теперь стали смыслом ее жизни — не умела.
Вот она ждет мужа из очередного рейса. Знает, что он должен тайно перевезти революционера-подпольщика. Окно комнаты освещено коптилкой — пусть издали видит, как она его ждет. Но он не идет. Его арестовали. Суда не дождались — пришла революция. И они опять вместе.
А как он волновался, когда она рожала свою доченьку! Принес цветы и написал такую смешную записку: «Счастлив, родная, поздравляю. Только наша династия машинистов все равно не кончится».
Она так зажилась, что пережила своих учеников.
С этой мыслью под утро она засыпает…
Назавтра ей очень хочется, чтобы я попросила ее продолжить воспоминания. И я, не заставляя долго ждать, зову ее к себе.
— Знаете, а ведь наша династия железнодорожников действительно не кончилась, хотя родила я только дочь. Она окончила транспортный институт и, проработав потом два года в депо, получила права управления. Она и после защиты осталась на транспорте. Ну а уж теперь, тем более со смертью мужа, кончилось все…
И снова молчание. И снова в себя. Я терпеливо жду продолжения и стараюсь угадать, куда память перебросит ее опять.
— Мой муж попадал в крушения. Одно из них я помню особенно хорошо. Он вел состав на полной скорости. Состав пассажирский. И вдруг из-за поворота навстречу — грузовой. По тому же пути. Как все четверо — машинисты и их помощники — самоотверженно спасали людей! Оба машиниста — экстренное торможение, песок на рельсы, мигание прожекторами. Помощникам велели прыгать. Сами остались до конца. Жертв не было. Машинисты получили ранения.
…А дочка, когда в первый раз вела поезд, цыпленка задавила. А может, показалось.
…В последние годы работы я тоже стала железнодорожницей: преподавала литературу в железнодорожной школе.
…С детьми надо разговаривать, как со взрослыми. Тогда они не почувствуют никакой фальши. И откроются тебе, как открывается книга.
Но то все было давно… С болезнью дочери я разучилась смеяться. И — ушла из школы, не могла быть со здоровыми детьми. Это, наверное, плохо…
В день выписки за Анастасией Ивановной приехала сестра. И как-то особенно плохо выглядела. Подошла ко мне и шепнула:
— Дочь сегодня ночью умерла. Не знаю, как подготовить сестру.
Я подумала о том, что, быть может, это к лучшему — обе они перестанут страдать. Но не уйдет ли стимул долголетия матери? Ведь она считала, что живет ради дочери!
А она, моя милая соседка-старушка, одеваясь, все приговаривала:
— Увижу ее, завтра же увижу.
Мы трогательно и долго прощались. Потом сестра взяла вещи и пошла впереди. Сзади с палкой, сгорбившись, шла Анастасия Ивановна.
Я лежала на больничной койке и плакала: рана не заживала. Незаметно подсела ко мне наша уже пожилая няня Мария Сергеевна. Она не просто ухаживала за нами, с ней можно было посоветоваться о жизненных проблемах, отвести душу. Очень полная, она делала все быстро и ловко. Мы, больные, любили ее.
— Ну чего ты плачешь? Лучше посмотри, какая красотища вокруг! Не на больничные стены, а в окно. Все зазеленело, а небо-то какое! Вон какая ветка смотрит на тебя в окно! А ты не видишь. Природу нужно уметь разглядеть, понять, тогда и она утешит тебя.