Их снова сортируют. Налево, направо. Сердце громко стучит, тело в страхе сжимается. Силку и Магду отобрали, позволив прожить еще день. Теперь они выстроились в очередь в ожидании болезненной процедуры – обновить татуировки с номерами, чтобы остались надолго. Они стоят рядом, но не касаются друг друга, хотя отчаянно нуждаются в поддержке. Ожидая, они шепотом подбадривают друг друга.
Силка подсчитывает, сколько девушек стоят перед ней. Пять. Скоро наступит ее очередь, а потом очередь Магды. И снова она протянет кому-то свою левую руку, чтобы он наколол ей на кожу расплывчатые синие цифры. Впервые ей накололи номер в Освенциме три месяца назад, теперь снова после отбора для нового лагеря, Освенцим-2: Биркенау. Она начинает дрожать. На дворе лето, припекает солнце. Силка боится предстоящей боли. В первый раз она закричала от боли. В этот раз Силка говорит себе, что будет молчать. Хотя ей всего шестнадцать, она не станет больше вести себя по-детски.
Из-за спин стоящих впереди девушек Силка наблюдает за татуировщиком. Он заглядывает в глаза девушки, руку которой в тот момент держит, подносит к губам палец, как бы говоря: ш-ш-ш. И улыбается девушке. Когда девушка отходит, он опускает глаза в землю, потом вновь поднимает взгляд и смотрит, как она идет дальше. Потом берет руку следующей девушки и не видит, что предыдущая девушка оборачивается, чтобы взглянуть на него.
Четыре. Три. Два. Один. Теперь очередь Силки. Она бросает быстрый ободряющий взгляд на Магду, потом делает шаг вперед. Силка стоит перед татуировщиком, прижимая левую руку к боку. Он осторожно приподнимает ее руку. Удивляясь самой себе, она не сопротивляется – почти интуитивно, – и он заглядывает ей в глаза, выражающие гнев и отвращение в ожидании очередного надругательства.
– Мне жаль, так жаль, – ласково шепчет он. – Пожалуйста, дай мне руку.
Проходит несколько мгновений. Он не делает попыток прикоснуться к ней. Она поднимает руку и протягивает ему.
– Спасибо, – шепотом произносит он. – Я сделаю быстро.
Из ее руки капает кровь, хотя и не так много, как в прошлый раз.
– Поаккуратнее с моей сестрой, – шепчет Силка, потом отходит как можно медленнее, чтобы Магда успела догнать ее.
Силка с любопытством озирается по сторонам в поисках девушки, которая стояла перед ней. Потом оглядывается на татуировщика. Тот занят своей работой. Силка замечает, что девушка, стоявшая на пять номеров раньше ее, сейчас находится у блока 29. Она подходит к ней и другим девушкам, ожидающим, когда их впустят в так называемый дом. Силка рассматривает ту девушку. Даже несмотря на бритую голову и мешковатое платье, скрывающее фигуру, она красива. В ее больших темных глазах не заметно отчаяния, которое Силка видит у многих. Ей хочется познакомиться с этой девушкой, на которую пялился татуировщик. Вскоре, морщась от боли, к ней подходит Магда. Временно они оказались вне поля зрения охранников, и Силка сжимает руку сестры.
В тот вечер, когда девушки устраиваются на нарах и начинают осторожно выспрашивать друг друга: «Откуда ты родом?», Силка узнает, что ту девушку зовут Гита. Она родом из деревни в Словакии, недалеко от городка Бардеёв, где жили Силка и Магда. Гита знакомит Силку и Магду со своими подругами Даной и Иванкой.
На следующий день после переклички девушек отправляют в рабочую зону. Силку отводят в сторону и не посылают, как других, работать в «Канаде», где они сортируют одежду, украшения и ценные вещи, привезенные в Освенцим заключенными, бóльшую часть из которых подготавливают для отправки в Германию. Вместо этого ей велено явиться к административному корпусу, где она будет работать.
Глава 3
Окружающая температура падает. Это не происходит внезапно, – скорее, постепенное понижение по ночам, когда Силка и ее товарки жмутся друг к другу. Все они в летней одежде. Силка не знает, какой сейчас месяц, хотя догадывается, что август или сентябрь. И она не знает, куда они едут, хотя на каждой остановке конвой говорит по-русски.
Один день перетекает в другой. По теплушке расползаются болезни. Мучительный кашель высасывает из женщин остатки энергии. Разговоры звучат реже и становятся короче. На последних нескольких стоянках мужчины проникаются жалостью к живому грузу, раздеваются и стаскивают с себя кальсоны, отдавая их женщинам. Силка и Йося натянули на свои покрытые гусиной кожей ноги свободное исподнее, еще хранящее тепло, и робко поблагодарили конвоиров.