Многие другие — ее ответвления и повороты, ее друзья, с которыми она переписывалась рокотом проезжающих автомобилей, уже умерли — были похоронены под слоем пыли и песка, раскрошились ошметками бетона.
Эта дорога доживала свое.
Но идти по ней, несмотря на это, было легче, чем искать другой путь.
Саймон болтал — и стелился по земле на десяток метров вперед, хотя солнце светило в лицо, жарило кожу.
Оно было не злее, чем обычно, это воздух истончился, больше не хотел никого и ни от чего защищать.
— Как думаешь, это все? — спросил вдруг Саймон, обводя рукой дорогу, солнце в небе и пыль. — Для планеты все кончилось?
— С планетой все в порядке, — заверил его Блейк, — это только у нас проблемы.
— У кого это «у нас»? Я рискую только шкурой.
— Значит, только у меня.
Хотя на самом деле никаких особенных проблем у Блейка не было — он шел вперед, как и всегда, и жил дальше, пока жилось.
— Уйти не хочешь? — спросил его Саймон.
— Куда я уйду?
— Куда угодно. Хоть к нам.
— Я же не тень.
Саймон снова потянулся вперед, размял края, и они расплылись, пошли рябью, а потом вернулись в прежнюю форму:
— А если бы мог стать?
— Мне и так неплохо.
— Долбоебом?
— Человеком.
На ветках старого дерева висели кости — кошачьи, птичьи и человеческие. Они пахли застарелыми страхом и болью. Кошка и птицы ушли, а ребенок не до конца, призрак остался.
Саймон мог бы его съесть — тени питались такими иногда, но Блейк не дал.
Подошел к дереву, поговорил немного — и с ним, и с мальчиком. Дерево изнывало от жары, а мальчик просто был очень напуган.
Его звали Эван, и ему перерезали горло. Огромный, страшный человек, который сказал ему напоследок: «извини, малыш, надо экономить патроны».
Страшный человек принес кости к дереву. И с тех пор Эван сидел там.
Очень боялся, что страшный человек вернется.
— Хочешь, открою тебе дверь? — спросил его Блейк.
— Куда?
— Отсюда, — Блейк подумал и добавил. — Там тебе будет хорошо. Там никто не причинит тебе вреда.
Он позвал ветер — едва дозвался — и тот пролетел над головой, тронул редкие, похожие на карту дорог облака. Эван смотрел за ними мертвыми голубыми глазами.
— Не бойся, — сказал Блейк. — Он подхватит тебя и унесет далеко-далеко.
— В сказочную страну?
— В сказочную страну.
Ветер зачерпнул горсть песка, швырнул к их ногам, рванулся потоком, небесной рекой — вперед и вверх, царапаясь о мертвые ветки.
Эван исчез.
Саймон подошел поближе:
— Дверь в сказочную страну, да? Вот это магия. А я думал, ничего такого уже не осталось.
— Не осталось, — пожал плечами Блейк.
— А куда он тогда ушел?
Когда Саймону становилось любопытно, глаза угольки разгорались ярче. Как два крохотных фонарика.
— Не знаю. Его держал страх. Страх ушел и он ушел.
Стал ветром, вернулся к земле, отправился в резервуар душ, чтобы родиться заново.
Блейк не был проповедником и не мог сказать наверняка.
— И что, это теперь всегда вот так будет?
— Смотря о чем ты.
Какие-то вещи в жизни Блейка были всегда, какие-то случались редко.
— Я о таких вот похоронах, — Саймон повертел рукой в воздухе.
Выглядело почти как у человека. Блейк был впечатлен.
Обычно тени, которые носили тела, двигались дергано, как на шарнирах.
— Это не всегда похороны.
— Но останавливаться мы каждый раз будем?
— Я буду.
Саймона ничто не держало, и он мог идти вперед сколько хотел.
— Ну и ладно. Значит, и я буду.
Но больше им мертвых мальчиков не попадалось.
***
— Мне вообще-то нравились люди. У вас полно положительных качеств. Вы любопытные, суетливые. С вами было как-то повеселее. В клубах так вообще классно, — когда Саймону надоедало идти молча, он начинал говорить.
Голос звучал, будто из трубы.
Блейк молчал — ему сказать было особо нечего. Ему люди никогда не нравились, и в клубах он не бывал.
— Особенно последние лет пятьдесят, продолжил Саймон. — Здорово же. Вы перестали верить во все, кроме самих себя. И можно было хоть на глазах у толпы рога отращивать, все равно никто бы не стал слушать и не поверил бы.
— Ты отращивал? — Блейку действительно стало любопытно.
— Я не умею. Но я знаю одного парня, он рассказывал, что и рога, и крылья сразу отрастил. Так про него даже в местной газете не писали. Решили, что коллективная галлюцинация. Мне вот всегда было интересно, как вы, люди, объясняете себе коллективную галлюцинацию. То есть «мы все это видели, но нам все вместе почудилось»? То есть вы живете все такие из себя личности, каждый индивидуальность и со своим видением мира, и тут вдруг ни с того ни с сего вместе начинаете бредить? Это вообще как?