Блейк не перебивал его и ни о чем не спрашивал.
- Как думаешь, там - после смерти - для таких, как мы, что-нибудь есть?
- Я не знаю.
- Соври что-нибудь, - попросил Саймон.
- Там ночь. Безграничная и беспросветная, и в ней только маленькие пятнышки звезд. И можно простираться насколько захочешь – для этого совсем не нужен свет. Там прохладно, тихо, спокойно. И Пустота поет колыбельную.
Блейк говорил долго и вдохновенно, и Саймон слушал его, не дыша.
А потом он закрыл лицо ладонями и разрыдался.
Маленькая тень умерла, так и не дожив до заката.
***
От нее ничего не осталось – такие, как она, умирали бесследно. И у других теней провожать их было не принято. Но Саймон, видимо, действительно слишком долго жил среди людей.
- Спой ей что-нибудь. Напоследок, - попросил он.
Блейк спел что-то из Боуи. Путаясь в словах и наверняка безбожно фальшивя, но никто не жаловался.
Даже ветер, присевший отдохнуть на мертвую ветку.
Саймон молчал, не перебивал, и только когда Блейк закончил, сказал:
- Пойду пройдусь.
Он оставил тело валяться у дороги, как бесполезный мешок, метнулся в ночь, в темноту, охватив горизонт краями – вскипел угловатой, беспокойной чернотой где-то на самой границе гор.
Блейк не слышал его вой и его плач – человеческое ухо не различало, как плачут тени, он просто чувствовал: больную, безнадежную пульсацию. Горечь в воздухе.
Блейк ждал и не жаловался на остановку.
Привычно огородился веревкой и лег.
Мертвецы заскочили совсем ненадолго, покружили рядом и разошлись намного раньше обычного.
Саймон вернулся за час до рассвета. Неуклюже влез в тело – угловато и дергано поднял его на ноги и, шатаясь, побрел к кругу.
- Впусти.
Блейк без слов расцепил веревку.
Саймон подгреб его к себе, обернул чернотой – ласковой и прохладной, и задрожал.
- Ненавижу эту вашу человечность. Хуже заразы. Живешь, даже не думаешь, что подцепишь. Игнорируешь симптомы, утешаешь себя, что все в порядке. А потом - р-раз – и становится поздно. От нее даже не лечат.
Блейк вздохнул, вывернулся в его руках и погладил по краешку.
Угольки глаз чертили в черноте светлые дорожки.
Саймон-тень плакал, истекая болью.
- Время лечит, - сказал ему Блейк.
- И много его надо? – Саймон свернулся вокруг него плотнее.
- Не знаю.
- Я тоже когда-нибудь умру.
Странно, что он это сказал.
Он был тенью, и очень сильной, и должен был уйти за Грань вместо смерти.
- Все, что может быть разрушено, однажды будет разрушено, - добавил он.
- Пожалуй, - Блейк не видел смысла с ним спорить.
Саймон повернулся, уткнулся лбом ему в плечо:
- Знаешь, о чем я буду думать, когда это случится?
- Нет.
- О том, какая хорошая получилась жизнь. Надеюсь. Очень человечно, да?
Блейк пожал плечами:
- Не только люди хотя прожить счастливо.
- Ты слишком много общаешься со всякой потусторонней ерундой, - недовольно добавил Саймон. – Стал совсем как мы. В тебе почти не осталось страха. Для человека это вредно.
На следующий день, ближе к вечеру на них напали.
С самого утра у Блейка было дурное предчувствие. Ветер приносил запах смерти и гари, и один дурной знак сменялся другим.
Но дорога в горы вела одна.
- Что-то случится, - сказал Саймону Блейк.
За себя он не боялся, не умел.
У него в запасе было довольно много удачи – с ним часто делились. Брошенные грузовики, рассыпающиеся дома, забытые игрушечные машинки. Все, кому она уже была ни к чему, выменивали ее на истории и подарки, на камушки, пахшие водой и простое человеческое внимание.
- Справимся, - ответил ему Саймон.
Его подстрелили на перекрестке. Дорогу в горы как граница пересекала колея поменьше, которая вела то ли к какой-то частной гостинице, то ли к тюрьме.
Следом за первой пулей по асфальту чиркнула вторая.
Почувствовав запах новостей, прилетел ветер – посмотреть, что происходит. Беспомощно покружил вокруг.
Блейку повезло – на это ушла почти вся удача – его взяли живым, уже после того, как в его пистолете закончились патроны.
Рослый и очень худой мужик выскочил на перекресток, в два прыжка оказался рядом и двинул кулаком в лицо.
Быстро - Блейк не успел ни защититься, ни увернуться.
Где-то в районе переносицы взорвалась бомба – яркой, ослепительной вспышкой света.
И как это часто случалось, после света наступила темнота.