— Итак, после того как вы получили неоспоримые доказательства существования моего ангел а-хранителя…
Ну, это уже слишком.
— Любое доказательство можно оспорить, — мягко сказал я. — Любое. Мне не хотелось бы вас обижать…
Отхлебнув из бокала, Сдое сказал:
— Хорошо, допустим, вот сейчас, в данный момент, других у меня нет…
— Что совершенно не мешает мне выслушать вашу историю, — подсказал я.
— Да, конечно. Впрочем… — Он кинул на меня задумчивый взгляд, и мне на мгновение почудилось, будто он знает о том, что я наш разговор записываю. — Мне кажется, доказательства будут. Но сначала…
— Да, да, конечно, сначала…
— Прежде всего, я должен еще раз напомнить имя моего ангела-хранителя, — промолвил он. — Его зовут — Великая Удача. Не просто удача и даже не просто большая удача, а именно — великая.
— Принято, — сказал я. — Причем теперь мой черед заказывать выпивку.
— Пусть будет так, — согласился он.
Я заказал еще по коктейлю и приготовился слушать дальше.
— Теперь, — продолжил Сдое, — я должен вернуться к рассказу о том, как я им обзавелся. Я уже говорил, что это случилось еще до моего рождения, и, кажется, уточнил, в какое именно время. Теперь необходимо объяснить, как это было сделано. Среди энтузиастов, тридцать лет назад с головой погрузившихся в генетические эксперименты, был один, наткнувшийся на любопытную идею, и не просто любопытную, а — достаточно безумную…
— Кто именно? Есть у него имя?
— Конечно, — заявил Сдое. — И, наверное, вы его даже слышали. Это был Ульрик Сосновский.
— Ага, тот самый…
— Именно, — подтвердил Сдое.
Я хмыкнул.
Кто из охотников за информацией не знал Сосновского? Вот только…
— Но, мне кажется, он погиб в воздушной катастрофе как раз лет тридцать назад, — сказал я. — Той самой, удостоившейся титула «Летающей бойни». Нет?
— Ничего подобного, — заявил Сдое. — Он умер всего пять лет назад, естественным образом, от старости. А насчет «бойни»… Ну, просто Сосновского к этому времени так одолели журналисты, и не только они, что он стал подыскивать способ надолго избавиться от их внимания. К тому же ему страшно не хотелось афишировать эксперименты, в результате которых появился я.
— Почему? — спросил я.
— Их могли посчитать… В общем, в то время была целая куча общественных организаций, ратующих за «чистоту генов», и не только на словах. Сосновскому совсем не хотелось дразнить гусей.
— Хорошо, — сказал я. — Принимается. Идем дальше.
По правде говоря, это объяснение меня несколько разочаровало. Версия о том, что Ульрик Сосновский на самом деле не погиб в авиакастрофе и что его видели там-то и там-то, была за минувшие десятилетия так обсосана моими коллегами, что из нее нельзя было выжать не то что репортажа, но и пары строк, способных заинтересовать потребителя свежей информации.
— Он воспользовался подвернувшимся случаем, — продолжил Сдое. — Дал кое-кому взятку, и его фамилия появилась в списке погибших в Летающей бойне. После этого он удалился в заранее приготовленное убежище в одной из стран третьего мира и вплотную занялся своей теорией. Думаю, мне нужно объяснить, в чем она заключается… В общем, он догадался, в каком направлении идет эволюция человека.
— Гм… — сказал я.
— Я не собираюсь читать вам лекцию, — улыбнулся Сдое, — но очень вкратце объяснить суть теории Сосновского обязан, для того чтобы вы понимали, о чем идет речь. Прежде всего я хочу обратить ваше внимание на то, что человек с древнейших времен физически ничуть не изменился. К примеру, какой-нибудь древний грек ничем не отличается от современного человека.
— Что в этом удивительного? — спросил я. — Со времен Древней Греции прошло так мало времени…
— Зато как изменился окружающий мир, — перебил меня он. — И человек сумел к нему приспособиться. В то время как большая часть других живых существ — нет.
— Но ведь этот мир он сам же и построил.
— Совершенно сознательно? — ухмыльнулся Сдое. — Зная, к чему это приведет, планируя сделать его наиболее удобным для собственного выживания?
Я крякнул.
Вот тут он меня срезал.
Да и стоило ли спорить? Разве я за этим сюда явился?
— Хорошо, — промолвил я. — Выкладывайте дальше.
— В общем, Сосновский предположил, что человек все же изменяется, приспосабливается, просто никто это не замечает.