— Каким образом?
— В области везения. Он пришел к выводу, что наш средний современник более везуч, чем, например, тот же древний грек. Ситуации, в которых это везение могло бы проявиться, встречаются гораздо чаще. Скажем, древним грекам не приходилось ежедневно переходить запруженную машинами улицу. И болезней тогда было меньше. О большей части тех, от которых в наше время страдают люди, они и не слышали. А еще — стрессы, а еще — работа. Попробуйте представить, сколько раз за смену рабочий, работающий на штамповочном прессе, играет в орлянку с судьбой, рискуя лишиться руки? А водитель мобиля? Какова вероятность, что он во время полета на работу столкнется с неумелым водителем и погибнет, рухнув со стометровой высоты? В общем, если это все прикинуть, становится ясно, что почти любой наш современник каждый день рискует во много раз чаще, чем тот, кто жил пару тысяч лет назад. При этом каким-то образом средняя продолжительность его жизни гораздо выше, чем все у того же не раз уже упомянутого древнего грека.
— Так то — средняя, — сказал я.
— Вот именно, — многозначительно промолвил Сдое. — Средняя. Кто-то умирает достаточно быстро. А кто-то — живет и живет, умудряясь счастливо избежать тысячи напастей, ничуть не превышая среднего древнего грека по уму или быстроте реакции. Благодаря чему?
— Ну, тут можно поспорить, — буркнул я.
— Можно, — кивнул Сдое. — А стоит ли? Тем более что правоту высказанных Сосновским тезисов подтверждает само мое существование.
— Это как? — спросил я.
— Очень просто. Сосновский, как я вам уже говорил, на теоретических рассуждениях не остановился, он перешел к экспериментам. Он жаждал вывести человека, обладающего просто безграничным везением.
— Каким образом он это собирался сделать?
— Я не углублялся в саму технологию. Знаю лишь принцип. Сосновский постарался сделать так, чтобы зародыши, появившиеся в результате генной хирургии, еще до рождения подвергались испытанию, пережить которое можно только благодаря не просто удаче, а настоящей, большой удаче. Вы меня понимаете?
— Скорее всего это не требовало больших затрат, — заметил я.
— Ну да, — согласился Сдое. — Так ли трудно проверить потенциал удачи очередного зародыша? Достаточно в компьютер, управляющий его жизнеобеспечением, ввести особую программу и она через небольшие промежутки времени будет определять, стоит уничтожить этот зародыш или нет. Причем ответ на этот вопрос находится случайным образом. Это что-то вроде броска монеты, при котором «орел» означает жизнь, а «решка» — смерть. Он назвал свою программу «дамокловым мечом».
— Но ведь с точки зрения гуманности…
— О нет, — улыбнулся Сдое. — Никто, по закону, не сможет объявить личностью недельный зародыш.
— А потом, когда он немного подрастет?
— Как оказалось, время подрастать было только у одного зародыша. Представляете, сколько раз до того момента, когда покинул автоклав и фактически родился, он подвергался риску быть уничтоженным?
— Это были вы.
— Ну да. Все остальные ушли в брак. Профессор как-то мне сказал, что было несколько зародышей, продержавшихся под «дамокловым мечом» от одного дня до недели. Но до конца, все девять месяцев продержался один я.
Я мысленно сделал галочку.
Подробности некогда проводившихся бесчеловечных опытов. Время срывает покровы. И прочее, прочее… Вот тут можно было что-то накопать, тут уже был материал для небольшого сообщения.
— Любопытно, правда? — поинтересовался Сдое. — От меня требовалось всего лишь выжить в течение девяти месяцев. Кстати, мне иногда кажется, что сама мысль о возможности подобных экспериментов пришла профессору в голову совсем не случайно. Может быть, мой ангел-хранитель действовал уже тогда?
— Или даже — раньше, — подсказал я.
— Насколько? — задумчиво спросил Сдое. — Насколько раньше?
Похоже, эта мысль ему понравилась.
— Я боюсь, узнать это невозможно, — сказал я.
— Конечно, — согласился Сдое. — А жаль…
— Может быть, тогда вы продолжите свой рассказ?
— Продолжу. Хотя что тут, собственно, продолжать? Если я уцелел еще до рождения, то после него, с точки зрения обычного человека, жизнь моя является сплошным праздником.
— А на самом деле?
Он пожал плечами.
— В какой-то мере так оно и есть. После того как я вырос и покинул лабораторию Сосновского…
— Покинул? — перебил его я. — Как вам удалось это сделать? Неужели знаменитый ученый не попытался вам помешать? Мне кажется…