Завтра Лизе и Фреду предстояло держать экзамены в боевой магии, в искусстве магической защиты, а напоследок – в целительстве, которое более чем наполовину состояло из травологии и алхимии, поскольку настоящими лекарскими заклинаниями профессор Сморчок не владел.
– … В результате проведённых допросных процедур от сего существа были получены признательные показания, на основании которых и был вынесен приговор. Казнь будет приведена в исполнение завтра на рассвете перед утренней службой, дабы пришедшие посмотреть на торжество справедливости Церкви и Чистой магии смогли бы надлежащим образом очиститься в храме и получить благословение настоятеля.
– А как допрашивали, дикари ведь не говорят? – выкрикнул кто-то из толпы.
Инспектор, длинный и сухой, как жердь, обернулся в сторону вопрошавшего:
– Как вы можете видеть, существу перевязано ротовое отверстие для предотвращения возможности применения грязного колдовства. Посему эта дикарка не способна продемонстрировать честному народу свои речевые способности, которые, однако, наличествуют в должной мере для осуществления допроса.
Толпа недовольно загудела. Вперёд пробилась растрёпанная и раскрасневшаяся женщина в простом платье и заляпанном ситцевом фартуке:
– Господин хороший, так отчего же заразу прямо сегодня не спалить? А ну как она за вечер и за ночь на всю округу проклятие напустит?
Служитель Ордена Инквизиции отрицательно покачал головой:
– Невозможно, уважаемая. Проклятие невозможно по причине обездвиживания существа, ввиду наличия кляпа в его, точнее, её зубах, а также вследствие действия Святого круга, который будет установлен с наступлением темноты.
– Да понятно всё, – стоящий рядом с женщиной приземистый мужичок в штопаной холщовой рубахе плюнул в сторону столба. – Есть же которые не верют в дикарей и прочую лесную дрянь, потому и привязали её тута, чтобы это, как его, народ праведный пришёл и, как его…
– Удостоверился, – подсказал кто-то сзади.
– Во, точно, - с готовностью кивнул мужик и снова сплюнул. – А я это, как его, уже поглядел и больше не хочу, значит.
Фред и Лиза подошли близко – насколько позволяла натянутая искателями цепочка вокруг деревянного помоста. К наскоро отёсанному сосновому столбу была крепко привязана лесная эльфийка. Тонкая и жилистая, в одной лишь изодранной в клочья юбчонке из мягкой коричневой кожи и короткой, в пятнах крови, измятой рубашке – местной, так как по слухам ведьмы по лесу бегают с голыми грудями, чтобы легче было заманить в западню какого-нибудь зазевавшегося дровосека или грибника. Лицо и руки дикарки украшали переплетающиеся тёмные татуировки, особенно устрашающе смотрелись они на её мертвенно-бледной коже здесь, под солнечным светом, среди бела дня. Кое-где красовались свежие синяки и ссадины, а вот когтей видно не было, как и самих пальцев, поскольку запястья её стянуты были за спиной. Уши тоже не были во-о-от такими. Маленькие и заострённые, лишь слегка выглядывали они из волос. Лиза осторожно просунула руку под локоть брата, вцепилась в рукав ученической мантии похолодевшими пальцами:
– Ты… чуешь? – еле слышно прошептала она.
Фредерик медленно выдохнул и кивнул. В крови эльфийки магии было на десять профессоров-Сморчков. Дикой, сияющей, первозданной магии, не скованной обетами, законами и правильным магическим образованием. Чистой и бурной, как горный ручей, отравленной лишь страхом и невыносимой болью.
– Неужели они… не видят? – рука Лизы чуть подрагивала от волнения.
– Видят, – еле слышно ответил ей брат. – Но она эльф. Двойная угроза.
Двойная! С потенциалом пойманной дикарки угроза была десятикратная, а следствие в первую очередь было склонно оценивать именно потенциал, а не добрые или злые намерения. Пленница вдруг шевельнулась, насколько позволяли стягивавшие её плечи путы, подняла небольшую голову с растрёпанными рыжеватыми волосами и посмотрела поочерёдно на обоих мистиков. Выбрала Лизу, чуть прищурилась. Тёмные глаза, обведённые тенями усталости, стали похожи на заострённые угольки.