Независимо от его юридического статуса, ребенок должен быть убран с моего пути. Если я не смогу убедить его сдвинуться с места, мне придется убить его, а эта перспектива меня не прельщает. Однако я должен пройти через этот узкий проход, и гибель одного человека — даже ребенка — вполне укладывается в рамки допустимого сопутствующего ущерба.
Я включаю свой привод и двигаюсь вперед.
И резко останавливаюсь.
Мои гусеницы запнулись, остановив меня буквально на месте.
Не понимая, что происходит, я стою в ступоре девять целых и три восемь сотых секунды. Мои гусеницы заблокированы. Они заблокировались сами по себе. Без сознательных приказов от моего Ядра Действия / Командования. Я снова пытаюсь двигаться вперед. Я продвигаюсь в общей сложности на тридцать сантиметров, затем мои гусеницы снова замирают. Неужели у них развился собственный разум, независимый от остальной части моей психотронной схемы? Я выполняю быструю самодиагностику процессоров и узлов, управляющих моими приводами, и не обнаруживаю никаких неисправностей в системе.
Это вызывает серьезную тревогу. У меня развился еще один электронный сбой, без видимой причины. Теперь я не только слеп на большинстве частот, но и обездвижен. Я состою из тринадцати тысяч тонн кремневой стали, передовых систем вооружения и изощренных психотронных схем, и я застрял, как муха на липкой бумаге. Ради эксперимента я даю задний ход и легко преодолеваю двенадцать метров. Я снова еду вперед. И останавливаюсь. Я не могу даже наверстать те двенадцать метров, которые только что потерял.
Я осторожно сдаю назад, выполняю разворот и пытаюсь пересечь двор, надеясь обойти ребенка, которого я не могу не связать с внезапным отказом моего переднего хода. Теперь мне придется сравнять с землей всю ферму и зацепить бортом выступы скалы…
Я с легкостью завершаю поворот и направляюсь к дому.
— Так не честно! — верещит ребенок, обгоняет меня и замирает, заслоняя собой дом.
Мои гусеницы снова останавливаются.
Раздраженный, я снова выполняю разворот и включаю двигатели, надеясь обогнать ребенка, пока он движется к дому. Четырехлетний человек — удивительно проворное существо. Ребенок разворачивается на месте и бросается обратно к дороге, размахивая игрушечным ружьем.
— Не шуми! — шипит он, наводя на меня игрушечное ружье.
Мои гусеницы вновь отказываются повиноваться.
Я не знаю, что и думать.
Я сижу на месте, электронные мысли бесполезно крутятся, и я, наконец, начинаю диагностику всего моего физического устройства в поисках чего-либо необычного. Мои гусеницы в полном порядке. Нет никаких неисправностей и в сложной коробке передач. Двигатель тоже в норме. Я форсирую двигатели до визга, пытаясь вывести из оцепенения ведущие колеса. Но мне удается лишь наполнить шумом весь этот конец Каламетского каньона, при этом перегревая двигатели без всякой цели.
Я все еще в тупике.
Ребенок уронил винтовку и зажал уши руками. Когда звук моих двигателей возвращается к нормальному уровню, ребенок упирает кулаки в бедра и поднимает лицо вверх, глядя прямо на мою переднюю орудийную башню. Я почти не сомневаюсь, что если бы я мог разглядеть детали лица этого ребенка, то его выражение было бы выражением праведного гнева.
— Я же велел тебе не шуметь! Ведь мама спит! Ты плохой! Ты мне совсем не нравишься!
— Взаимно.
— Что, что? — спрашивает мой противник решительным тоном, в котором сквозит изрядная доля подозрительности.
— Ты мне тоже не нравишься… И вообще, кто ты такой? — добавляю я, пытаясь собрать информацию, которая может помочь мне устранить с дороги это неожиданное препятствие.
— Я Грейнджер[1]! — отвечает ребенок со звенящей гордостью.
Террористы и мятежники с раннего детства прививают своим отпрыскам чувство собственной исключительности. Жестокие антиправительственные предрассудки являются отличительной чертой грейнджеризма. Это предубеждение в равной степени состоит из ненависти, политического сепаратизма, открытого презрения к федеральным законам, городской культуры и веры в насилие в партизанском стиле, которое породило тысячи террористов, единственной целью которых является уничтожение законного правительства этой планеты.
1
Грейнджер — (истор.) участник движения за улучшение положения фермеров в США в 1860—1870-е годы.