От подобных идей дух захватывало. Но скептик, сидевший в Исаеве (дитя исполинского инженерною опыта), спешил вылить на голову ушат ледяной воды. Семь потов сойдет, прежде чем разработают эту фантастическую автоматику и запустят на Луну ракету, способную возвратиться в точно заданный район Земли. В этой острой внутренней борьбе скептика с романтиком, великолепно уживавшихся в характере Исаева, победил, как легко догадаться, романтик. Картина, нарисованная Бабакиным, увлекла Алексея Михайловича. Конструкторы продолжили совместную работу.
Рассказ доктора технических наук В. Е. Ишев- ского, одного из ближайших сотрудников Г. Н. Бабакина, отчетливо объясняет, как воспринимали бабакинцы своего коллегу — двигателиста Иса-ева.
Ишевский. У главного конструктора, создателя определенного направления (а Алексей Михайлович был именно таким конструктором), есть свои привычки, стиль, приемы работы. Исаев не принадлежал к числу крупных теоретиков, хотя новое слово в своем деле произносил неоднократно. Он обладал острым практическим умом, который выводил его, как говорят в таких случаях, на передовые рубежи техники, позволил создать школу в ракетном двига- телестроении. Неизведанные пути к какой-то обозначенной цели для него никогда не были помехой. Раз надо, значит надо! Широкая натура, истинно русский размах, простота в отношениях с людьми, доверие и поразительная творческая смелость делали невозможное.
Опираясь коленками на стул, Исаев почти лежал на раскатанных по столу чертежах, вслух размышляя «со своими ребятами», как он любил называть конструкторов. Зорко всматриваясь в линии чертежей, он спокойно высказывал различные суждения. В такие минуты не было ни начальника, ни подчиненных. Каждый говорил все, что думал, и любое предложение рассматривалось с интересом, со стремлением истолковать его в наилучшем смысле. Никого не ругали за ошибки, ни одна, даже самая несуразная, мысль не осуждалась, не объявлялась глупой. Исаев воспитывал в подчиненных умение не стесняться товарищей по работе. Сотрудники Исаева (в этом отношении он подавал им бесчисленное количество примеров) привыкли говорить то, что думали, а свобода мнений не раз порождала неожиданные и интересные мысли, оборачивавшиеся практическими удачами.
Исаев не боялся слов «не знаю», «не понимаю». Никогда не стыдился сознаться в неведении, не пытался возвести себя на пьедестал «непогрешимого руководителя». Не скрывал ни от «своих ребят», ни от партнеоов по очередной теме истинного положения дел. «Темнить» в КБ Исаева считалось делом в высшей степени недостойным.
Алексей Михайлович не замазывал трудностей, но и не занимался их живописанием. Подобно Семену Алексеевичу Лавочкину, с коллективом которого Исаев сотрудничал неоднократно, любил шуткой разрядить острую обстановку, проявляя благородный, в высшей форме достойный оптимизм. Никогда не падал духом и не отступал перед трудностями.
Таким открылся Исаев и Бабакину, который выдал ему новый, еще более сложный заказ. Участие в разработке «Луны-16», автоматического геолога, которого должны были послать за лунным камнем, обязывало Исаева ко многому. По дороге к Луне и обратно должны были сработать двигатели коррекции, менявшие траектории полета, на Луне был черед двигателей торможения, мягкой посадки и стартовых двигателей обратной ракеты.
Двигателей в «Луне-16» хватало, и без дела Исаев не сидел. Специалисты высоко оценили результаты его работы. По точности и энергетическим характеристикам двигатели «Луны-16» были для своего времени первоклассными машинами.
12 сентября 1970 года «Луна-16» наконец полетела. Исаевское хозяйство действовало безотказно. При подлете к Луне сработало корректирующее устройство, переведя станцию на окололунную орбиту… Затем новый маневр — и, как это запрограммировал Бабакин, станция стала садиться на пламя тормозной двигательной установки.
После 26 часов 25 минут пребывания на Луне началась обратная дорога. Двигатель Исаева обеспечил и благополучную доставку с Луны грунта, которого с таким нетерпением ожидали исследователи. Даже из этого беглого обзора ясно, что в делах космических первопроходцем Исаев выступал неоднократно. Таким он и вошел в историю этого трудного дела, историю, которую еще предстоит написать do всеми многочисленными подробностями, когда факты, отстоявшись, перейдут в полновластное распоряжение историков.