По-кошачьи урчащий танк медленно полз или, вернее будет сказать, тихо крался вдоль пологого склона, огибая рощу с северной стороны. Пригорок с деревцами и укрывшиеся возле него бойцы давно уже скрылись из виду, но выглядывающий в приоткрытый люк сержант время от времени оборачивался назад, словно сомневаясь в принятом ранее решении оставить двух салабонов одних, без строгого командирского пригляда. Когда же семидесятка вышла, наконец, на рубеж атаки, Винарский плотно закрыл тяжелую крышку, так и не услышав прозвучавшие позади негромкий хлопок гранаты и треск автоматных очередей.
— Ну, с богом, Макарыч, — скомандовал сержант, вложив первый патрон УБР в камору сорокапятки.
Первый снаряд был подкалиберным. Девятнадцать последующих унитаров чередовались — осколочный, за ним бронебойно-зажигательный — и так до конца укладки. Евгений всегда заряжал основной магазин подобным образом, чтобы сначала шел самый убойный снаряд — на случай, так сказать, больших бронированных неожиданностей, а уже потом выстрелы для более легких и привычных целей. Трассирующие снаряды сержант не любил, а потому запихивал их в неудобные укладки по правому борту вместе с баловством навроде картечи. Слева примостились тупоголовые зажигалки, осколочные и подкалиберные, хотя последних было всего-то пять штук.
…Вылетевший из-за деревьев Т-70 с бортовым номером "236" лихо развернулся почти на заданные 60 градусов, направив свое орудие в сторону ничего пока еще не подозревающих вражеских артиллеристов. "Ну, понеслась балда по кочкам", — незатейливая мысль перевела мозги в боевое состояние. Лихорадочное вращение рукояток, нажатие правой педали, глухой удар пушки. Есть. Огненная стрела пронзила заднюю часть броневичка с крестом. Что у него там располагалось, топливные баки или боезапас, теперь было уже все равно, поскольку полыхнуло стальное корыто не хуже облитой керосином поленницы.
"С почином", — поздравил сам себя сержант, переводя ствол орудия на следующую цель. Стреляная гильза, отлетевшая на сильном откате, освободила казенник, и ее место тут же занял осколочный унитар. "Четыре секунды — быстрее норматива". Педаль, выстрел. Открыть затвор, вывалить гильзу — все-таки начальная скорость осколочного снаряда пониже, чем у бронебойки, и автоматика тут не срабатывает. Бронебойный, выстрел, откат, экстракция. Теперь пулемет. Длинная очередь поверх кустов. Так, опустим пониже, башню — влево. Левая педаль, еще одна очередь. Диск — нафиг, щелчок — следующий. Ну и где тут у вас боевое охранение? А нету его. Поленились, значит, гансы поганые? Вот за леность и получайте подарочки, по три линии каждый. Четвертый снаряд — осколочный. Выстрел. Да куда, мать твою за ногу?! "Макарыч! Сказал же, на месте стоим, блин горелый!". Ага, так вот оно что.
Из-за развороченных артиллерийских позиций на открытое пространство выкатилась угловатая гусеничная машина с характерным стволом-окурком. Ешкин кот, артштурм! Метров шестьсот, не больше. Понятно теперь, зачем Макарыч танцевать начал. Черт, мотает-то как, а еще ведь затвор отвалить, гильзу скинуть. Подкалиберный? А хрен на нэ. Пуляй чем угодно — урод хоть и не новый, а в лоб не возьмешь даже в упор.
Удар по корпусу заставил сержанта боднуть головой башенный погон. Фу-у, обошлось вроде. Маневры мехвода пошли на пользу — болванка прошла вскользь по корме. Ну, если этот гад каток-запаску сорвал или, того хуже, лампу паяльную…да я ему за такое…да я… Так, зажигалка, выстрел. Есть. Пробить — конечно, не пробил, но напугал точно, вон как он заерзал с перепугу-то. Прицел фрицу сбили — это хорошо, а теперь чего делать? Как это чего, тикать конечно, со всех ног. Позиция раскрыта — уроют в момент. Но и немцам не повезло, их батарею теперь только слепой не разглядит. А кто их теперь добьет, танкисты или летчики, нам уже без разницы — дело сделано. И Макарыч — молодец, снаряды считал, как договаривались. Едва пятый улетел, так сразу по газам дал и через кусты к оврагу… Ну, спаси, господи, души наши грешные… Только бы ходовая не накрылась.
— Ты что, приказ командира не слышал? Он же здесь сказал оставаться.
— Гриш, ну чего мы тут маячить будем, как эти… дубы, то есть, тьфу, сосны одинокие на севере диком?
— Хм, вообще-то… да. Надо бы схорониться где-нить, — Синицын почесал затылок, оглядываясь по сторонам. — Во, глянь. Пеньки старые. Никто нас там искать не допетрит. А место точно хорошее — и до оврага близко, и склон весь туточки как на ладони… Ну, пошто задумался? Не нравится что ли?
— Да не, нравится. Просто думаю, а вдруг и командир нас не заметит. Тогда что?