Доктор отпил воды из стакана и прополоскал рот, словно желая избавиться от неприятного привкуса. Поставил стакан на место, окинул взглядом зал, увидел, что аудитория, затаив дыхание, следит за каждым его жестом; несколько человек от усердия даже рты разинули. Одарив слушателей взором, исполненным бесконечной мудрости, Келлог повернулся к ассистенту:
– Фрэнк, я хочу, чтобы вы сходили к тамошнему шеф-повару, звезде мировой величины, кудеснику кулинарии, специально выписанному мистером Постом из самого Парижа (его, кажется, зовут мсье Дерален?), купили у него самый лучший бифштекс и принесли сюда, на эту сцену. А мы его как следует изучим.
По залу прокатился робкий смешок, заскрипели стулья.
– Ну же, Фрэнк, чего вы ждете? Вперед и поскорей возвращайтесь.
Линниман отлично знал сценарий. Прекрасный человек, вот уж на кого можно положиться, благослови его Господь.
– Бифштекс, сэр?
– Не просто бифштекс, а самый лучший из всех бифштексов на свете.
Фрэнк был сама растерянность. Невинный, смущенный, такой же озадаченный, как все, но желающий во что бы то ни стало угодить шефу.
– Я мигом, – объявил он и уже повернулся к выходу, когда Келлог заговорил вновь.
– И вот что, Фрэнк. Окажите мне еще одну услугу.
Полнейшая тишина. Ни вдоха, ни вздоха.
– Загляните по дороге на конюшню и прихватите с собой еще один объект для исследования. С целью сравнительного анализа. – Доктор добродушно хмыкнул – такой славный, милый, домашний, прямо олицетворение сердечности и здравого смысла. – Я имею в виду кусок… э-э-э… конских выделений. – Смех в зале, сначала приглушенный, потом разрастающийся и наконец такой громкий, что конец фразы почти не было слышно. – Весом этак граммов четыреста сорок восемь, то бишь ровнехонько в шестнадцать унций, как у хорошего бифштекса.
* * *Дело было в понедельник, как две капли воды похожий на все другие понедельники в Санатории «Бэттл-Крик», бастионе правильномыслия, вегетарианства и самоусовершенствования, цитадели умеренности и современного стиля одежды, а вдобавок (по совершенно не случайному совпадению) и полезнейшем для здоровья заведении на всей планете. Дамы здесь не носили корсетов, мужчины не подпоясывались ремнями, а запросто расхаживали в подтяжках, питались все полезными нетоксичными продуктами, будучи огражденными от табака, алкоголя, солонины, бараньих котлет, кофеина и прочей гадости. После ужина, наполнив желудки и умиротворив сердца, собирались в Большой Гостиной послушать наставления доктора Келлога о физическом процветании и его благословенном спутнике – долголетии. Вся эта публика могла бы сейчас развлекаться где-нибудь в Бадене, Ворисхофене или Саратоге, однако же предпочла прославленным курортам продуваемый ледяными ветрами Мичиган, да еще платила хорошие денежки – а все потому, что другого такого места было не сыскать ни на одной карте.
Тридцать один год директорствовал доктор Келлог в Санатории (коротко и любовно именуемом «Сан»), еще с тех давних времен, когда здесь был скромный адвентистский пансиончик, специализировавшийся на лечебном питании хлебом из муки грубого помола и минеральными водами. А теперь слава Храма Здоровья не только гремела по всей Америке, от берега до берега, но и перехлестывала через просторы Атлантики, достигая Лондона, Парижа, Гейдельберга и даже краев еще более отдаленных. Ежегодно Санаторий принимал две тысячи восемьсот пациентов, которых обслуживала тысяча служащих, включая двадцать постоянных врачей и триста медсестер, сиделок, банщиков. Все здесь потрясало воображение: монументальный шестиэтажный корпус, роскошный вестибюль размером с половину футбольного поля, количество номеров (четыреста) и процедурных человекомест (тысяча), лифты, центральное отопление и кондиционирование, крытые бассейны, всевозможные терапевтические приспособления, аттракционы для развлечения публики – одним словом, Сан был одновременно шикарным отелем, госпиталем и курортом, можно сказать, флагманом всего лечебно-реабилитационного бизнеса.
Возглавлял, направлял и вдохновлял все это хозяйство организационный гений Джона Харви Келлога. Проповедуя умеренность в пище и естественный образ жизни, доктор вел чрезмерно корпулентных дам и страдающих от запора предпринимателей по тернистой тропе просветления и физического самосовершенствования. Тяжело больных – онкологических, сумасшедших, калек или просто чересчур дряхлых – в Санаторий не принимали. Заведение было рассчитано на публику взыскательную и разборчивую, которой вряд ли понравилось бы сидеть за одним столом с плебеем, невежей или неудачником, имевшим неосторожность подцепить какую-нибудь по-настоящему опасную болезнь. О нет, люди приезжали сюда для того, чтобы других посмотреть и себя показать, пообщаться с просто богатыми, баснословно богатыми и знаменитыми, набраться оптимизма, насладиться правильным питанием и, конечно, избавиться от хвороб, чему должны были способствовать заботливый уход, воздержание и отдых.