Факс был от Кевина Миллса. "Не знаю, зачем тебе нужны имена великих мира сего, – написал он, – но поскольку я обещал, вот тебе список гостей, которых "Топлайн фудс" пригласила на ленч в Эйнтри накануне Большого национального".
Как я и ожидал, в списке значилось имя гневного ланкаширского фермера. Но меня морально убило имя в начале списка.
Там значилось: "Почетный гость – Эллис Квинт". Все сомнения, которые я гнал от себя, нахлынули с новой силой. Я не мог поверить, что это Эллис покалечил – и тем заведомо убил – пони и трех молодых скаковых лошадей.
Только не Эллис! Нет! Это невозможно.
Ведь должны были существовать десятки других людей, которые знали, где найти всех четырех животных – беззащитных, без охраны. Было глупо придавать значение невероятному совпадению. И все же я вытащил свою таблицу из ящика и очень маленькими буквами, как будто хотел умалить смысл этого факта, вписал в каждую клетку графы "Кто знал о доступности жертвы" немыслимые слова – "Эллис Квинт".
В графе "Мотивы" клетки оставались пустыми. Не было никакого видимого рационального мотива. Зачем выкалывать глаза пони? Зачем выслеживать незнакомого человека и писать письмо отравленными чернилами? Зачем мучить и убивать детей, записывая на пленку их крики?
Я написал "самоудовлетворение", но этот мотив казался незначительным.
Сумасшествие? Психоз? Непреодолимая тяга к бесцельному, безжалостному разрушению?
Это не походило на того Эллиса, которого я знал. На человека, с которым я состязался на скачках, с которым смеялся и с которым мы много лет были близкими друзьями. Нельзя знать другого человека так хорошо и все же не знать совсем. Или можно? Нет.
Неотступные мысли не давали мне уснуть всю ночь, и утром я отослал Линде Фернс ее чек обратно.
"Я не продвинулся в расследовании, – написал я. – Весьма сожалею".
Через два дня тот же самый чек вернулся ко мне. "Дорогой Сид, – писала в ответ Линда, – оставьте эти деньги. Я знаю, что однажды вы поймаете этих подонков. Я не знаю, что вы сказали Рэчел, но она повеселела, и после вашего визита на прошлой неделе ей перестали сниться страшные сны. За одно только это я должна заплатить вам вдвое больше. С любовью, Линда Фернс".
Я отложил чек в ящик, покончил с бумажной работой и пошел на свою обычную тренировку по дзюдо. Дзюдо, которым я занимался, – это тонкое искусство самозащиты, изменение равновесия за счет собственного движения нападающего, чтобы одолеть его. Дзюдо – это ритм, рычаг, скорость и иногда – воздействие на болевые точки, но, насколько я знал, всегда штука тихая.
Крики и удары карате, хлопанье по матам ради выражения агрессии мне никогда не нравились и были не нужны. Я не стремился к физическому превосходству и не затевал драк. С покалеченной рукой, жокейским весом и ростом в пять футов семь дюймов мне нужно было только выживание.
Я проделывал привычные упражнения, думая о другом. В лучшем случае мое знание дзюдо было моральной опорой. От многих опасностей нельзя спастись умением бросить нападающего через плечо. Меня не оставляли мысли об Эллисе. Я ошибся. Конечно же, я ошибся. Все знали его в лицо. Он не мог рисковать, что увидят, как он крадется ночью к пастбищу, вооруженный чем-то вроде мачете.
Но он устал от известности. Слава не заменит опасности, сказал он.
Ему было мало того, что он имел. И все-таки... он не мог.
Спустя неделю после дерби я поехал на четыре дня в Эскот, покрутился там, повосхищался лошадьми и экстравагантными женскими шляпками. Я должен был получить от этого наслаждение как обычно. Но вместо этого я чувствовал себя так, как будто передо мной разворачивался бессмысленный фарс, танцы над бездной.
Эллис бывал там каждый день и, конечно же, разыскал меня.
– Как дела, "горячая линия"?
– "Горячая линия" молчит.
– Так, значит, ты здесь для того, чтобы напугать своего торговца лошадиными ногами? – с дружеской иронией спросил он.
– Надеюсь на это.
– А что, если он просто не сможет удержаться? – спросил Эллис.
Я повернулся и посмотрел ему в глаза.
– Я поймаю его.
Он улыбнулся и отвел взгляд.
– Все знают, что ты ловко справляешься с такими делами, но готов поспорить...
– Не спорь, – прервал его я. – Не спорь, это не к добру.
Кто-то подхватил его под руку, требуя обратить внимание. Он хлопнул меня по плечу и сказал с обычной приветливостью:
– До встречи, Сид.
Его увлекли в сторону, а я не мог поверить, я не мог поверить, что он сказал мне зачем, даже если не сказал как.
"Что, если он не сможет удержаться ?" Можно ли совершать бессмысленные жестокости помимо собственной воли? Нет...
Да, можно, и да, так часто бывает. Но только не Эллис. Нет, не Эллис.
Алиби, подумал я, отыскивая рациональный выход. Я выясню, где был Эллис в те ночи, когда происходили нападения на лошадей. Я смогу подтвердить к своему удовольствию, что это не он, что у меня нет подозреваемых вообще, и я никогда не отыщу этих подонков. И со спокойной душой запишу себе поражение.
В пять тридцать на следующее утро после Золотого кубка в Эскоте я проснулся от телефонного звонка и услышал в трубке взволнованный высокий женский голос, который сказал:
– Я хочу поговорить с Сидом Холли.
– Вы с ним говорите, – сказал я, заставляя себя сесть и щурясь на часы.
– Что?
– Вы говорите с Сидом Холли. – Я сдержал зевоту. Черт побери, полшестого!
– Но я звонила в "Памп" и просила "горячую линию"!