Во-вторых, там был круглый аквариум, абсолютно целый с неповрежденной подставкой, в-третьих, там были столик и этажерка, которые отец привез из деревни, после смерти своей матери (они кочевали с ними из одной квартиры в другую и всегда были не в почете). В тот момент в моде была полированная мебель с ровными и четкими линиями, поэтому воздушная этажерка вся, состоящая из вырезанных причудливых витых загогулин, покрытая только воском, не вызвала никакого интереса, и в конце концов была отправлена вместе с таким же столиком в сарайчик. Сейчас же Олимпиада Андреевна с восторгом смотрела на это чудо (вновь жалея о том, что у нее нет умения воздушный смерч, ведь так было бы хорошо пройтись по изогнутым поверхностям каким-нибудь абразивным порошком, тем же мелким песком, например), не понимая, как такая красота не могла не нравиться. В-четвертых, она нашла велосипед отца, на котором тот ездил на дачу, надежный тех еще времен, практически неубиваемый, разве что поменять покрышки и камеры в колесах. В-пятых, она нашла старую зингеровскую швейную машинку на узорной чугунной станине. Олимпиада Андреевна помнила, что машинка была поломана давным-давно, но хуже всего то, что потерялся уникальный челнок, из-за чего, собственно, машинка и была отправлена в сарай, в надежде на то, что где-то такой челнок удастся достать. Большую же часть сарая занимали дрова.
- Что же мне с ними делать? – вслух спросила Олимпиада Андреевна. – Отдать кому-нибудь, что ли? – она на секунду задумалась, а потом спросила на всякий случай: - Что из этих вещей может пригодиться лично мне? – и пораженная замерла. Именно дрова, все до единой деревяшки замерцали переливчатым светом. Олимпиада Андреевна негромко выругалась, такую уймищу дров она не могла поместить в Тайное Хранилище, при всем своем желании, но и сам выбор Игры того, что может ей пригодиться, наводил на нехорошие подозрения. – Да что же это такое? – громко сказала она, и на всякий случай добавила еще громче: - Не знаю, что вы там придумали, но я никуда ни с этими дровами, ни с топором, и ножами отправляться на собираюсь. Так и знайте! – Немного успокоившись она стала дальше перебирать вещи и тут услышала:
- Олимпочка, это ты? – раздался до невозможности сахарный и слащавый голос Алевтины Юрьевны (соседки по подъезду и по совместительству, самой большой сплетницы и самой злейшей врагини Олимпиады Андреевны). Олимпиада Андреевна так относилась к ней в основном из-за того, что Алевтина Юрьевна, словно угорь всегда уходила от открытых конфликтов и ссор (в которых Олимпиада Андреевна, несомненно, вышла бы победительницей), вынуждая Олимпиаду Андреевну с одной стороны оставаться с ней в добрососедских отношениях, но с другой стороны серьезно опасаться злого языка соседки. Та умела милейшим, доброжелательнейшим голосом сказать такую гадость, что била не в бровь, а в глаз, но сказать таким образом, что ответить-то (кроме матов и оскорблений, разумеется), было нечем, поскольку соседка была всегда права. Например: притащила как-то раз Олимпиада Андреевна с помойки совсем новый полушубок, правда мокрый и чем-то облитый (явно не фиалковой благоухающей водой), подумав про себя: «Ничего, на батарее высушу, и он может быть, когда-нибудь, зачем-нибудь мне и пригодится». Полушубок вонял так противно, что Олимпиада Андреевна решила, что пока он высыхает побродить по городу в поисках чего-нибудь интересного. Так вот когда она вернулась около подъезда стояла скорая помощь, полицейская машина, а у входа в подъезд толпилась кучка зевак. Олимпиада Андреевна и подумать не могла, что это все представление касается лично ее… вернее ее квартиры. Она поднялась на свой этаж, увидела выбитую дверь и кучу народа.
- Олимпочка! Ты жива! – всплеснула рука соседка. – А мы уж подумали… - Она замолчала, но и так было понятно, кто и что подумал. Олимпиада Андреевна прищурилась, исходя от ненависти ядом. Все дело в том, что, уходя из дома три часа назад она видела в окне соседку и ни секунды не сомневалась, что Алевтина Юрьевна видела ее тоже. Значит, весь этот цирк был устроен с одной единственной целью, привлечь внимание правоохранительных органов к квартире Олимпиаде Андреевны, показав им, что в этой квартире творится. Ну вот что ей можно было сказать в отместку – правильно, ничего! Поскольку ругаться в присутствии представителей властей было себе дороже. Тогда Олимпиаде Андреевне пришлось заплатить штраф, выбросить источник вони, немного привести квартиру в порядок, заплатить за установку двери и смену замка. Все это Олимпиада Андреевна проделала со стиснутыми зубами, строя планы чудовищной мести, а но другой день… - Олимпочка! Мой зять хочет выбросить остатки досок. Тебе не нужно? – и глаза у Алевтины Юрьевны такие доброжелательные, такие участливые. Ни в голосе, ни в глазах ни насмешки, ни сарказма… короче говоря Олимпиада Андреевна забрала доски, но как теперь ругаться с соседкой? Правильно – никак. И вот именно эта Алевтина Юрьевна не поленилась спуститься в темный пыльный подвал, чтобы выяснить чем же там занимается ее «любимая» соседка. – Ты порядок в сарае наводишь? – не скрывая удивления сказала Алевтина.