— Древоеды питаются только орехами, ягодами и древесной корой. Так они постятся тысячу дней и даже дольше, — зашептала Кошечка. — Их мышцы и внутренности постепенно ссыхаются, и наконец от них остаются лишь кожа да кости. Если на этом монахе действительно лежит благословение Будды, в последний день своего поста он умрет и его тело не подвергнется тлению.
— Зачем монахи делают это?
— Они верят в то, что на самом деле не умрут, что их души останутся в телах и они станут бодхисатвами.
Кошечка и Касанэ расстелили свои циновки в наименее захламленном углу за алтарем и легли рядом, чтобы иметь возможность разговаривать шепотом. Обеих беглянок утешало и успокаивало соседство подруги.
— Из-за моих глупых писем ваши враги нашли нас, — вздохнула Касанэ. — Рот человека — парадные ворота его несчастий.
— Не скорби душой о том, что прошло, — ласково ответила Кошечка, хотя уже не раз мысленно выбранила себя за беспечность.
— Кто написал другое письмо? — прошептала крестьянка.
— Мерзкий негодяй, нанятый врагом моего отца. Он гонится за мной от самой Западной столицы.
— Тот ронин, которого вы хотели ударить копьем?
— Да.
— Он выглядел как человек, который хочет вам помочь.
— Чтобы разглядеть тигра, достаточно увидеть одну полосу его шкуры. Он не собирался мне помогать.
— Но он предупредил вас о засаде в Барабанной башне.
— Это уловка, «игла, спрятанная в мотке шелковых нитей»[30].
Какое-то время беглянки лежали молча, вдыхая запахи покрытых плесенью старых ковров, соломенных циновок и свитков. Сердце Кошечки томилось. Почему Хансиро до сих пор даже не попытался схватить ее? Или он действительно играет с ней, как кот с мышью?
— Даже его стихи пропитаны ложью, — гневно произнесла она наконец.
— Да, госпожа? — Касанэ старалась не выдавать своих чувств.
— «Теперь не время думать, будто на свете вы одиноки», — прочла Кошечка.
— Возможно, он хочет сказать, что желает помочь вам.
— Он смеется надо мной. Он говорит, что я не смогу убежать от него. Но я скорее уйду по Трем путям загробного мира, чем позволю этому негодяю схватить меня!
Кошечка была так взбешена, что Касанэ не решилась продолжить разговор и быстро провалилась в сон, как это случается с измученными дальней дорогой людьми. Кошечка села, подтянув колени к груди, какое-то время яростно сверлила глазами мрак, но вскоре и ее сморила усталость.
Она проснулась от холода и плотнее прижалась к подруге. Все тело беглянки ныло. Кошечка открыла глаза — сквозь отверстия в закрывавшем окно ставне сочились лучи солнца. Теперь, при дневном свете, беглянка разглядела, что эти отверстия образуют изящный волнистый узор.
— Хорошо ли вы спали, моя госпожа? — услышала она вежливый голос.
Кошечка мгновенно села, подобрав под себя ноги. Она протянула руку к посоху — его не оказалось на месте. Хансиро сидел перед ней в официальной позе — на коленях, откинувшись на пятки и положив ладони на бедра. Кошечка впервые взглянула в тигриные глаза ронина из Тосы.
И задохнулась от ярости. Этот наглец посмел застать ее спящей. Он разглядывал Кошечку, как простую служанку, как грязную нищенку из-под моста. Княжна Асано выхватила из рукава нож и бросилась на врага. К пыльным стропилам свода часовни взлетел пронзительный крик Касанэ. Хансиро не ожидал удара, но все же успел повернуться. Лезвие Кошечки пронзило пустоту.
Дочь князя Асано поняла, что дальше сражаться бессмысленно: она не может ранить врага. И ускользнуть от него тоже не может. Кошечка повернула нож лезвием к себе и резко ударила ладонью по рукоятке. Но ничего не произошло. Грозный клинок даже не шелохнулся. Запястье руки, сжимающей нож, облегал прочный браслет — нежные, но твердые, как железо, пальцы Хансиро.
— Убейте меня, если хотите, госпожа. Я не буду мешать вам. Но сначала окажите мне честь — выслушайте меня.
— Неотесанный негодяй!
— Вы имеете полное право так думать. Но прошу вас, примите в дар ничтожное доказательство моей искренности. — И Хансиро протянул беглянке парчовый мешочек.
Кошечка вытряхнула его содержимое на циновку так, словно ожидала увидеть клубок ядовитых змей. Но из мешочка вывалились всего лишь пучки перевязанных шнурами волос. Княжна разделила их кончиком ножа и уложила в ряд — пучков оказалось восемь.
— Это волосы ваших врагов, ваша светлость, — сказал Хансиро. — Я присвоил своему мечу новое имя — Цирюльник.
Подшучивал этот человек над собой или нет, Кошечка не могли понять: лицо воина оставалось совершенно серьезным.