— Я это знаю, моя госпожа. Но подлинное мужество в том, чтобы жить, когда время жить, и умирать, когда время умирать. Только в ваших жилах течет кровь вашего отца. Если вы умрете, не родив наследника, ваш отец действительно умрет. Пока вы живы, жива его душа. От вас зависит судьба будущих поколений рода Асано.
Оёси замолчал, давая Кошечке время обдумать его слова.
— В моей жизни никогда не будет такой великой минуты, как эта, сэнсэй, — Кошечка заговорила в высоком стиле из страха, что ее горе прорвется наружу. — Никто из нас не может жить вечно, но ваши имена и ваша верность навечно останутся в сердцах потомков. — Она низко поклонилась. — Благодарю вас от имени моей матери. Я буду молиться об успехе вашего дела.
— Мы благодарим Амиду, Владыку безграничного света, что он дал нам дожить до этой минуты и увидеть вас, моя госпожа, перед тем как мы уйдем по темной тропе исполнять свой долг, — сказал Оёси и тихо, словно говоря сам с собой, произнес слова Ли Бо[32]: — Небо и земля лишь придорожная гостиница для Времени-путника, идущего через годы, а наши хрупкие жизни — лишь сны Времени.
Оёси немного помолчал. Когда он заговорил опять, голос его впервые за весь вечер прозвучал устало:
— Пожалуйста, химэ, когда увидите свою мать, скажите ей, что я глубоко сожалею о горе, которое, должно быть, причинили ей мои поступки за последнее время. Скажите ей, что я никогда не переставал думать о ней.
— Я сделаю это, сэнсэй, — пообещала Кошечка. Она поняла, что ей пора уходить.
Хансиро шепотом обменялся несколькими словами с Оёси, потом вместе с Кошечкой покинул комнату. Они шли по темному коридору, и голоса воинов из Ако постепенно затихали.
«Тающие сны Времени», — подумала Кошечка.
Она и Хансиро подвязали сандалии на каменном крыльце террасы и вышли в ночь. Колокол храма ударил пять раз, отмечая час Собаки. У мстителей оставалось еще три долгих часа до нападения на дом Киры, назначенного на час Тигра.
— Что тебе сказал сэнсэй? — спросила Кошечка.
— Я предложил ему свои услуги для одного дела, — ответил Хансиро.
Кошечка собралась спросить, для какого, но тут увидела Гадюку и его напарника. Носильщики стояли возле потрепанного открытого плетеного каго. Вид у них был достаточно серьезный, но глаза сияли огнем торжества.
Вдруг Кошечка почувствовала, что у нее совершенно не осталось сил. Колокол уже молчал, но его звук продолжал отдаваться у нее в голове. Разговор с воинами князя Асано исчерпал всю энергию молодой женщины, ту энергию воли, которой хватило на долгий мучительный путь. Усаживая княжну в носилки, Хансиро встревожился, почувствовав, как холодны ее ладони. Молодая женщина откинулась на потертые подушки и закрыла глаза. Гадюка набросил поверх каго потрепанное одеяло, закрывая Кошечку от ветра.
— В гостиную «Круг», округ Хондзё, — приказал Хансиро. Кошечка услышала его голос словно издалека и тут же провалилась в сон.
Во сне ей представилось, что она снежинка. Кошечка все кружилась, кружилась высоко над землей, а потом постепенно растаяла в пустоте.
ГЛАВА 77
Сон, видение, пузырь на воде
В токономе висел свиток семи сяку длиной с всего одним начертанным черной тушью иероглифом размером с руку Хансиро. Основные штрихи его были мощными и завершались поперечными черточками-засечками вверху и внизу. На концах этих засечек на белой бумаге проступали дуги из пятен — брызги, говорившие о силе каллиграфа. Иероглиф означал «сон». Это единственное слово священник и известный боец на мечах Такуан написал перед смертью.
Хансиро лежал на боку, обнимая Кошечку за талию, и рассматривал свиток при тусклом свете ночного фонаря. Постепенно ему стало казаться, что иероглиф отделился от наклеенной на парчу мягкой рисовой бумаги и плывет в облаке дыма, который поднимается над стоящей рядом бронзовой курильницей. Для Хансиро этот знак являлся целым миром — каждый угол штриха, каждая неровность, оставленная кистью каллиграфа, имели скрытый смысл, только он не умел их прочесть.
Из какого-то далекого храма донесся полуночный звон колоколов. Пора было вставать. Хансиро полежал еще несколько мгновений, дыша в одном ритме с Кошечкой и наслаждаясь теплом гибкого тела, плотно прижавшегося к нему, потом убрал руку с ее талии и отодвинулся. Вставая с постели, Хансиро прикрыл одеялом голую спину Кошечки и аккуратно подоткнул его край, чтобы прохладный комнатный воздух не разбудил молодую женщину.
Лучший наряд Хансиро и одежда, которую Кошечка носила, играя роль его ученика, были наброшены на вешалки и пропитывались ароматным дымом из стоявших под ними курильниц. Оружие скитальцев — мечи, длинный лук, колчан со стрелами, шлем Хансиро и нагината Кошечки — лежало перед токономой.
32
Ли Бо (701–762/763) — великий китайский поэт времён династии Тан. Известен как «бессмертный в поэзии».