— Не стоит обращать на него внимания. Мужчина давно не в себе, он бредит. Говорит всем что некий Бог Хотугба пытается его подчинить. Просто сумасшедший.
Слова бармена не успокоили, скорее наоборот, насторожили. Он был молод и плохо скрывал собственные эмоции. Для меня, как для следователя с двадцатилетним стажем, его выражение лица было достаточно читаемым. Юноша был напряжен, он чего-то боялся, чего-то явно недоброго. Пыльцы на руках подрагивали, а узкие ноздри слегка вздувались. Неестественная улыбка могла говорить о внутренней истерике и лукавстве. Все происходящее вызвало у меня неподдельный интерес и я решил опросить бородача. Бармен казался менее интригующим и сговорчивым. Я медленно подошел к столику в углу и спросил разрешения присесть. Бородач не сопротивлялся, он вообще никак не отреагировал. Изобразив подобие оскала, уголки его подсохших губ немного искривились.
— Я твоей рожи не знаю, значит ты не местный…соболезную. - Произнес бородач. - Вы зря приехали, ничего не найдете, кроме погибели.
— Почему вы так думаете? И откуда знаете для чего мы приехали? - Меня поразила его находчивость и вопрос вырвался сам по себе.
— Думаете вы первые такие? Вашего брата тут не жалуют. Возможно вам показалось, что все местные ведут себя дружелюбно, но это пока. Позже все сами поймете, если успеете.
Мужчина встал из-за стола и вышел вон из заведения. Я ощутил легкий прилив страха. Он говорил довольно уверено и пронзительно. Выпивать уже совсем не хотелось. Посидев за баром еще какое-то время было решено идти спать. Мы проследовали в гостиницу на соседней улице и договорились посетить тот злосчастный дом рано утром. Всю ночь не спалось. Слова бородача бесконечно звучали в голове, прокручиваясь снова и снова. «Позже все сами поймете, если успеете». Это намек на то, что нам грозит опасность? Волны страха накатывали снова и снова. Я никогда не верил в потусторонние силы, а тем более в Божеств, но что-то мне не нравилось. Интуиция вопила внутри и умоляла покинуть Рогрок, и как можно скорее.
II
В семь утра мы уже стояли напротив заброшенного дома. Я поспал от силы минут тридцать, глаза закрывались, а голова ходила кругом. Этот день я никогда не забуду. Ужасно солнечный и жаркий. Мы долго не решались войти на территорию жилища. Агент Макенли, пачкая и без того умирающую землю, закуривал одну сигарету за другой. Второй мой коллега - агент Браун, без конца жаловался на сухой воздух из-за которого его кожа лопалась и кровоточила. В отличие от меня, Макенли и Браун были довольно спокойными и выспавшимися. Но тем не менее, входить в ветхое жилище жестокого убийцы никто не спешил. Тридцати минут размышлений оказалось достаточно для того, что бы пересечь ржавую калитку. Избитая временем, поломанная в некоторых местах, изогнутая оградка лежала змеей замыкаясь у входа. Территория участка уже давно не приводилась в порядок. Борозды длинной травы своей громоздкостью закрывали обзор на постройки ниже двух этажей. Повсюду был разбросан различный мусор и утопал шквал старых покрышек. Внутри импровизированного квадрата стоял черный - будто после пожара - двухэтажный дом. Окна были законопачены различными тряпками и обмазаны смолой. Оконные рамы еле держались, и казалось, вот-вот выпадут наружу. Стены дома в некоторых местах были покрыты неизвестными знаками. Они были похожи на символы, значение которых мог знать лишь тот, кто их оставил. Макенли и Браун шли впереди и оглядывались по сторонам. Я понял, что и они чувствуют необъяснимый ужас, надвигающийся все больше и больше с каждым сделанным шагом. От ветра ставни некоторых окон поскрипывали и бились о стены, создавая жуткую мелодию. Неспокойный антураж усиливали подтеки смолы на стенах черного дома и вороны, что сидели на кончике крыши, зловеще каркая. Макенли еще не успел встать на высокую ступень крыльца, как двухстворчатые входные двери медленно распахнулись, скрипя петлями.
— Что за черт? - спросил Макенли.
— Скорее всего сквозняк! - ответил Браун.
Я промолчал, версию о том, что нас уже ждут озвучивать не хотелось. Мы медленно переступили трещащий порог и вошли внутрь. В помещении почти не попадал свет, лишь редкие лучики, что пробивались сквозь закупоренные окна чертили замысловатые линии. Повсюду парили частички пыли, а сам дом был усыпан слоем, примерно в пять сантиметров.