– Я послан сенатором Элием Антонием Этерналисом, – проговорил человечек, задыхаясь от бега, – превосходительный просил тебя явиться к нему завтра с утра!
– Скажешь, что буду. Непременно. Человечек поклонился и убежал.
Луций отер пот с тела и натянул чистую тунику. Он был свободным человеком, и в бои гладиаторов ввязывался по собственному желанию, как вольнонаемный аукторат. Все было в его недолгой жизни – и победы, и помилования. Дважды ему вручали тонкий деревянный меч-рудис, освобождая от боев, и он оба раза возвращался на арену. Игры здорово подогревали его холодную кровь. Да и деньжат можно было подзаработать.
Гладиатор задумался, соображая, и ухмыльнулся: сегодня у него был сороковой бой! Сороковая победа. Сороковой труп.
Он поднялся по лесенке и устроился у светового окошка. Отсюда была хорошо видна вся арена.
– А сейчас, – донесся голос распорядителя, – а сейчас храбрые охотники из племени гетули покажут нам, как убивают слонов!
По трибунам прокатился сдержанный гул. Далекие Триумфальные ворота на южном конце цирка разомкнулись, и на арену вышло целое стадо слонов. Толпа зашумела. Тогда серые гиганты задрали хоботы кверху и затрубили, словно приветствуя публику. Публике это понравилось.
Юркие темнокожие гетули выбежали на арену, потрясая копьями или колотя ими о расписные щиты. Слоны не обращали на гетули ровно никакого внимания, они разбрелись по арене, нюхали окровавленный песок и мотали головами. Гетули огляделись и всей толпой направились к слону, который стоял в гордом одиночестве. Животное скрутило хобот и растопырило уши, готовясь дать отпор наглецам. Гетули заплясали перед слоном, выкрикивая оскорбления, и тот кинулся на них, яростно трубя. А охотники начали бегать вокруг животного. Слон растерялся, не успевая следить за мелькающими гетули. А те вдруг резко остановились и бросили копья ему в ноги – как булавками к арене прикололи. Серый гигант задрал хобот, крича от боли. С пронзенными ногами слон пополз на коленях, преследуя своих врагов; вырывая щиты, он бросал их вверх, и те разлетались по всей арене. Один из гетули подскочил к слону и перерезал животному горло. Толпа взревела.
Вожаку стада, громадине под восемь локтей в холке, показалась подозрительной смерть товарища, и он повел стадо в атаку. Слоны, выставив грозные бивни, кинулись на трибуны. Таких решеток, как в амфитеатре Флавия, в Большом Цирке не ставили. Передние ряды были подняты над ареной на высоту в два человеческих роста, а по краю тянулись деревянные валики-барабаны, отделанные слоновой костью. Если рассвирепевший тигр или лев прыгал на трибуны, он не мог закогтиться – барабан проворачивался под его лапами, и зверь падал на песок. Но слоны были умнее. Пронзительно трубя, гиганты подбегали и становились на задние ноги, передними опираясь о стенку так, что их огромные головы возвышались над парапетом. На рядах поднялась паника – слоновьи бивни в щепу раздирали барабаны, а гибкие хоботы извивались, хватая орущих людей.
– Так их! – вскричал Луций Эльвий. – Молодцы! Перепуганные гетули метнулись к вожаку стада. Они перерезали ему коленные сухожилия, повалили и убили.
Уцелевшие слоны сбились в кучу в центре арены. Куратор игр, с лицом белее мрамора, прокричал команду. Открылись створки Триумфальных ворот, и слоны грузной трусцой покинули арену. Травля не удалась.
Служители завели в цирк упряжки волов, прицепили и вытащили вон туши убитых слонов. Мальчики с корзинами песка забегали по арене, засыпая кровавые лужи.
Крики ужаса и гнева утихли, встрепанные зрители с опаской возвращались на покинутые места. Теперь лишь раскуроченные барабаны напоминали о мести слонов.
– Луций! – крикнули из потемок. – Ты здесь?
– Это ты, Квинт?
– Я!
– А Торий где?
– Сейчас!
Распахнулись наружные ворота, освещая весь карсерес. Фыркая и топоча, вбежала квадрига – четверка лошадей, запряженная в легкую гоночную колесницу. Два колеса ее были небольшими, чуть меньше локтя[4] в поперечнике, с окованными ободами, по восемь спиц в каждом. Колеса надевались на ось, которая, как верхняя перекладинка в букве «Т», соединялась с дышлом и заодно поддерживала маленькую площадку для возницы. Вверх от нее шло деревянное кольцо, доходящее возничему до пояса. Кольцо было обернуто зеленой тканью – в цвет партии Зеленых. Лошади по обе стороны от дышла фыркали и отаптывались, нетерпеливо косясь на Луция – горячие были, обскачливые. Таких только выпусти, сами понесутся!
– Хорошие мои, – ласково проворковал гладиатор, оглаживая конские морды, – хорошие.
Лошади доверчиво тыкались ему в руки теплыми губами, нарыскивая угощение, и находили его. Эльвий каждой сунул по вкусняшке – лошадей он любил куда больше, чем людей.
– Здорово, Змей! – вскричал маленький, сутуленький, длиннорукий возничий-аврига, похожий на обезьянку – такой же суетливый и вертлявый.
– Сальве, Торий.
– Грохнул, значит, секутора?
– А то…
– Квинт! – окликнул Торий конюшего. – Проверь колеса! Смазал хоть?
– Да, да! – отозвался Квинт. – Сейчас я, еще разок…
– Давай. А я коней посмотрю…
Возничий заботливо проверил упряжь – не жмет ли. Упряжь была простая – подпруги опоясывали животы лошадей, а шеи охватывали стяжные хомуты, каждый – привязан к короткому деревянному ярму, лежащему на холках у коренных – Андрамона и Полидокса. Пристяжные – Спевдуса и Гирпин – цеплялись к дышлу перекладиной.
– Копыта в порядке?
– В полном!
Тут невидимая толпа на трибунах взревела. По арене разнеслось грозное низкое мычание, и тут же воздух разорвал львиный рык.
– Что там? – приподнял голову Луций. Квинт подбежал к калитке и выглянул.
– «Охота»! – воскликнул он. – Ух ты!
Эльвий неторопливо подошел и посмотрел в щель. На арене шел яростный бой между быком и львом, соединенными одной цепью. Огромный гнедой тур со здоровенными острейшими рогами бесновался, дергая цепь и мотая за собою льва с роскошной темной гривой. Копыта быка взрывали песок, раскидывая его фонтанами, а лев не знал, куда деваться. Разозлившись, он запрыгнул туру на спину, вонзая когти, но бык с громовым ревом встал на дыбы, стряхивая хищника. Лев, махая лапами, упал на арену, и тур едва не забодал плотоядного, вонзая рога в песок и расшвыривая его.
– Сейчас будет самое интересное! – возбужденно сказал Квинт.
– Что?
– Нокси!
И в самом деле, на арену вытолкнули нокси – преступника, приговоренного к смерти. Чего ему зря с жизнью прощаться? Пускай перед тем, как сгинуть, народ повеселит!
На нокси была одна лишь набедренная повязка, а в руках он держал длинную палку с наконечником в форме крюка, чтобы отомкнуть задвижку на цепи, сковывавшую двух бестий, травоядную и хищную. Колени у нокси подгибались, но куда деваться-то? Он приблизился к зверям. Бык склонил голову, раздувая ноздри. Лев припал к земле и ощерил желтые клыки. Толпа затихла…
Нокси удалось разомкнуть цепь – Луций даже расслышал щелчок. Разъяренные звери тут же потеряли интерес друг к другу, и лев мигом переключился на приговоренного. Он издал рык, от которого сотряслись ворота, и молниеносным движением лапы оторвал нокси голову. Быку это не понравилось, он подскочил и принялся яростно топтать человеческое тело копытами, а затем подцепил останки рогами и перебросил через спину, едва не задев колонну со статуей Победы. Толпа неистовствовала…
– Всё, – выдохнул Квинт с удовлетворением, – это последний. Сейчас начнутся бега!
– Одежка где? – подхватился аврига.
– Тут всё! Я принес!
Квинт бегом притащил тюк с одеждой возницы. Торий нацепил маленький круглый шлем из многих слоев толстой кожи и затянул ремешок на подбородке.
– Помочь? – спросил Луций.
– Я сам… – пропыхтел аврига.
– Да ладно…
Гладиатор помог возничему облачиться в кожаный доспех с мягким подкладом и завязать на руках и ногах стеганые щитки, обернутые кожей.