Кое-кто из кадетов, и в их числе – пострадавший Дурново заявили, что жандармские методы сыска противоречат традициям корпуса и духу товарищества – негоже делать вид, что принимают новичков, а самим исподтишка следить за каждым их шагом. Заявление вызвало бурную дискуссию, стоившую роте ещё часа без сна. В итоге, было постановлено, что, поскольку собранные сведения никто не станет оглашать или как-то использовать в своих интересах – то и ущерба чести в этом деянии нет. С тем и разошлись, но кое-кто из кадетов ещё долго ворочался в койке, гадая о странных происшествиях этого дня.
Фельдфебель пятой роты Воленька Игнациус усмехнулся и отправился к себе. Гардемарины, носившие фельдфебельские нашивки, и, в силу того, наделённые особыми полномочиями, помещались отдельно от своих товарищей, в комнатках по четыре человека, и имели право выходить во всякое время – если этого требовал надзор за буйными младшими воспитанниками. Так что кадет Игнациус, конечно, знал и о ночном «совещании» в умывальной комнате, и об утренней стычке в спальне, и о сомнениях, охвативших пятую роту. Но – встревать не собирался, ограничившись наблюдением; кадетам предстояло разобраться самим. Воленьку тоже терзало любопытство, но лг не сомневался, что рано или поздно дело прояснится. Такое уж это место, Морское училище – всё на виду, ничего не укроешь.
Тихо гудят системные блоки. В полумраке перемигиваются светодиоды; тускло светятся мониторы. Комната носила следы свежего разгрома – на полу мотки проводов, кабели, пустые коробки, пенопластовое крошево упаковочной засыпки. Отдельно, в углу сложены прозрачные листы с «пузырьками» – в ближайшие лет семьдесят такого «медитативного» средства не предвидится, так что этот ресурс следует тратить с умом.
«Да всё здесь надо беречь. – в который уже раз подумал Иван. – Любой обрезок провода, любую мышку, которую раньше и в голову не пришло бы чинить – в мусорную корзину и вся недолга! А сколько добра извели впустую, пока удалось кое-как наладить сетку – страшное дело…»
А как иначе? Нет больше ни «Техносилы» на соседней улице, ни интернет-магазинов компьютерного железа – всё, бобик сдох. И не получится починить что-либо, всерьёз вышедшее из строя.
Единственный доступный спец – это упрятанный в Петропавловку Виктор, а обращаться к главному техническому специалисту разгромленных недавно радикалов Войтюка почему-то не тянет. Ну, дал он согласие сотрудничать с властями – а что, был другой выход?
Разумеется, Иван знал, что без этого сотрудничества предотвратить покушение не удалось бы, да и о московской вылазке мы узнали от него, но… какая может быть вера предателю, пусть и предал он того, с кем ты только что воевал?
Повесить, Виктора, может и не повесили бы, больно ценный человек – а вот каземат в Петропавловке или там в Шлиссельбурге на ближайшие лет десять, в случае отказа сотрудничать с Д. О. П. ом и дальше, был бы ему гарантирован. А с чего ему, собственно, отказываться? Бывшие подельники кто перебит, кто за решёткой; никаких идейных соображений держаться, на манер пленного партизана, не просматривается. Живи себе в доме для офицеров крепости, столуйся на комендантской кухне и зарабатывай доверие. Всё лучше, чем сырая камера в равелине[19].
Но все равно, Ивану не хотелось лишний раз прибегать к услугам вчерашнего врага. А собственного опыта нет, хоть плачь – так что предстоит теперь перелопачивать груды мануалов, на которые раньше только косился, радуясь про себя, что и без него есть кому возиться с такой тягомотиной.
Отправляя мальчиков в Училище, Корф позаботился, что раз уж им придётся помогать Никонову с архивом данных из будущего, то и условия для этого следует создать там же, на месте. Руководство в лице контр-адмирала Арсеньева восприняло эту идею без энтузиазма – начальник, хоть и принадлежал к узкому кругу посвященных, но совершенно не понимал, чем собираются заниматься новые кадеты в стенах вверенного ему учебного заведения. Но с личным распоряжением Государя не поспоришь: Иван с Николкой получили в своё распоряжение две комнатки на третьем, верхнем этаже, рядом со штурманскими классами, под уродливой бочкой учебной обсерватории. В меньшей из комнат гудел бензиновый генератор «Ямаха»: в училище, конечно, было электричество, но вот приспособить параметры местной сети к капризной электронике было Ивану не под силу. Хотя, Виктор уже сделал нечто подобное – когда «вешал» следящие камеры на петербургскую осветительную сеть. Но эту проблему, как и многие другие, пришлось пока отложить на потом; а пока энергией «компьютерный зал» снабжал японский генератор. Бензин доставляли раз в неделю – он оказывается, весьма редок и дорог, и продаётся по преимуществу, в аптеках.