Теперь о самом алхимике. Он разительно отличается от всех чужеземцев, с какими я был знаком. Сен-Жермен, несомненно, умен, проницателен, язвителен, скрытен. По тому, как этот чужак обращается с твоей тетушкой, можно было бы даже — с огромной, правда, долей сомнения — предположить, что он — порождение Шивы, отнимающее жизненную энергию у всех, кто — по глупости или неведению — допустит его к себе. Но это, конечно, вздор, ибо связь инородца с хозяйкой длится не первый день, а Падмири все так же бодра и даже повеселела. Уж ей-то не стоило бы труда распознать, кто с ней спит — человек или нежить. Пойди что-то не так, чужака тут же с омерзением вышвырнули бы из дома, ибо твоя тетушка очень религиозна. Однако она расцвела, счастлива и с удовольствием встречается с ним.
Что до меня, то человек мне этот не нравится, я без малейшего сожаления от него бы избавился, но загвоздка в Падмири. Настроить твою любезную тетушку против нашего гостя не стоит даже пытаться: похоть, какую он в ней разжигает, всецело поглощает ее. Хотя на людях она, конечно же, утверждает, что ей просто хочется расширить свой кругозор.
Укажи, что мне делать дальше, и я величайшей охотой и рвением тебе подчинюсь. Ты — само совершенство, рани, все мои помыслы устремлены лишь к тебе.
Собственноручно,
ГЛАВА 8
Глубоко за полночь под окном что-то стукнуло. Сен-Жермен, размеренно встряхивавший высокогорлый медный сосуд, вскинул голову и прислушался.
Звук повторился. Теперь он походил на царапанье.
— Так. — Сен-Жермен мысленно выбранился.
Целая порция ртути могла пропасть зря. Он решительным шагом пересек комнату, прихватив по пути металлический ломик. Этот ломик, служивший ему то кочергой, то распоркой, то рычагом, вполне мог сыграть и роль хорошей дубинки.
Царапанье возобновилось, и в тот же момент Сен-Жермен широко распахнул ставни.
— Аллах всемогущий! — прошептал Джелаль-им-аль, воздевая вверх руку, чтобы отвести от себя разящий удар.
Сен-Жермен опустил ломик и с удивлением воззрился на юношу, чудом удерживавшегося на узком карнизе.
— Что за бред? — Он протянул мусульманину руку.
Тот вскарабкался на подоконник, спрыгнул в комнату и, не мешкая, притворил за собой ставни. Даже скудный свет, идущий от трех разбросанных по лаборатории ламп, позволял заметить, насколько он бледен. Лицо в синяках, белое одеяние порвано, пояс, правда, смотрелся как новенький, но ножны, к нему прицепленные, были пусты. Вдобавок ко всему молодой человек задыхался, что, впрочем, не помешало ему с живостью зачастить:
— Вовсе не бред! Аллах! Аллах! Это случилось так неожиданно, так внезапно. — Сообразив, что речь его звучит слишком громко, юноша перешел на шепот: — Немудрено, что все растерялись. Кто мог вообразить, что такое произойдет?
— В чем дело? — спросил Сен-Жермен. Состояние Джелаль-им-аля внушало тревогу.
— Наша миссия. Ее больше нет. — Дипломат приложил руки к глазам. — Они ворвались как вихрь. Стремительно, вероломно. Это произошло в один миг.
Сен-Жермен взял юношу за плечо.
— Успокойся и расскажи, что случилось. Кто к вам ворвался? Зачем?
— Фанатики. Почитатели Кали. Их было много. Они хлынули разом со всех сторон. Вышибли двери, выбили окна. У них были удавки, ножи. Никто не успел ничего понять. Мы сидели в банкетном зале. Там выступали жонглеры, и всем хотелось на них посмотреть. Это была настоящая бойня. Все просто оцепенели, никто не сопротивлялся. А эти люди нас убивали, быстро и методично, одного за другим. Им нравилось убивать, они это делали с удовольствием. Кто-то из них даже насвистывал. Я сам это слышал.
Молодой мусульманин упал на колени и зарыдал.
Значит, почитатели Кали, поморщился Сен-Жермен. А есть ведь и кто-то еще. С момента убийства раджи Датинуша прошло всего двадцать дней, и большая часть населения княжества пребывала в тревоге. Ходили слухи, что гибель раджи была только знаком, предвосхищавшим грядущую катастрофу, которая сгубит всех.
— Им нравилось убивать, — повторил прерывистым голосом Джелаль-им-аль.
— Как же ты спасся? — Сен-Жермен снял лампу с крюка и поставил ее на пол. Затем он сел рядом с юношей, привалившись спиной стене.
— По воле Аллаха, — не задумываясь, ответил тот.
— Разумеется, но ты и сам что-то должен был предпринять, — последовал невозмутимый ответ. — Иначе эти люди тебя бы убили.