— Он не из нашего мира! — продолжал вскрикивать евнух. — Он пьет людскую кровь.
— Ага! — Сен-Жермен укоризненно покачал головой. — Ты, значит, подсматривал?
— Да! — выдохнул евнух. — Да, порождение Шивы, я следил за тобой!
— И все же осмелился выступить против меня? — спросил Сен-Жермен, делая ложный замах. Он стоял далеко, но Бхатин так испугался, что метнул в него свой ятаган.
Дурацкая выходка: она породила лишь дребезжание. Ятаган врезался в ящик, где хранились медные миски, а безоружный Бхатин отпрыгнул назад. Со стеллажа, на который он налетел, свалилась широкогорлая стеклянная емкость. Евнух схватил вторую бутыль и швырнул во врага.
Обе бутыли, одна за другой, лопнули, разлетевшись на тысячи мелких осколков. Гюристар, успевший встать на ноги, выругался. Теперь каждый шаг его к инородцу сопровождался отвратительным хрустом. Впрочем, луна скрылась за облаком, и он перестал что-либо видеть. Усач, подслеповато щурясь, топтался на месте, а его сотоварищ, охваченный паникой, стаскивал с полки третий сосуд.
Легкий укол под лопаткой ничуть не смутил его, но спине почему-то сделалось горячо. Евнух облапил бутыль, он не знал, что катана прорубила ему ребра. Бхатин заулыбался и испустил дух в счастливой уверенности, что инородец ушел.
Шум, вызванный падением тела, подсказал Гюристару, где находится враг, к тому же комната вновь наполнилась призрачным лунным светом. Выставив впереди себя ятаган, усач двинулся к инородцу с твердым намерением расправиться с ним.
Планы же Сен-Жермена были иными. Кто-кто, а начальник дворцовой стражи должен знать многое. Убивать его неблагоразумно, нельзя. Чтобы сбить спесь с высокопоставленного самодовольного олуха, он провел серию ложных выпадов, и Гюристар, шипя от ярости, отступил.
Как это ни удивительно, но весьма грозный с виду баловень обстоятельств, взласканный благосклонной к нему судьбой, дрался по-настоящему всего один раз, хотя многочисленные победы в учебных боях снискали ему славу отчаянного рубаки. Пограничная стычка с горсточкой мусульман и та легкость, с какой Гюристар сразил их предводителя, лишь укрепили его уверенность в собственной несокрушимости, и потому бравый вояка искренне изумлялся тому, что происходило сейчас. Он любил фехтовать, но его ятаган сделался вдруг странно неповоротливым, кисть, сжимающая эфес, не гнулась, не слушалась, в ней ощущалась свинцовая тяжесть. Бой шел неправильно, его следовало прекратить, чтобы установить дыхание, размять руки и выпить чего-нибудь освежающего, однако ловкий, увертливый, неутомимо наседающий на него инородец не хотел это понимать. Мысли Судры путались, ему страстно хотелось бросить оружие и удалиться в свои покои, но те были далеко. Он хорошо сознавал это, как, впрочем, и то, что клинок врага, порхающий в опасной близости от него, может в любое мгновение с ним покончить. Растерявшийся, мокрый от пота усач пятился, изрыгая угрозы, пока что-то твердое не ударило его по лицу. Гюристар, глухо охнув, шлепнулся на пол. Добрая дюжина крупных осколков вонзилась в его ягодицы, но он этого не заметил. Он озирался по сторонам, пытаясь сообразить, куда улетел ятаган.
Вывел его из ступора чей-то спокойный голос:
— Ответь, зачем вы подстерегали меня?
Инородец, склонившийся над Судрой, был столь же свеж, как и в начале сватки.
— И не подумаю! — выкрикнул Гюристар. Разве такому человеку, как он, гордому, мужественному и облеченному властью, подобает отвечать на расспросы какого-то колдуна?
— Придется ответить, — вежливо возразили ему. Кончик катаны уперся в горло Судры.
— Порождение Шивы! — Усач попробовал отодвинуться, но сзади была стена.
— Где мой слуга? — Инородец проигнорировал оскорбление. Колодцы бездонных глаз его были темны.
— Где-то. — Гюристар хотел было рассмеяться, но передумал. — Пропал.
Он так и не понял, как близко к нему подлетела в этот момент черная птица смерти.
— Ладно, — кивнул после паузы Сен-Жермен. — Теперь скажи: что с Падмири?
В глазах усача что-то мелькнуло.
— Она… тоже пропала.
— Ладно. Зачем мы вам нужны?
— Порождение Шивы! — Гюристар хватил кулаком по полу, усеянному битым стеклом, и зашипел, как рассерженный кот.
— Можешь повторять это сколько угодно, и все-таки отвечай. — Катана угрожающе покачнулась. — Где мой слуга?
— Я ничего не скажу. — Твердость давалась начальнику стражи с трудом. Голос его предательски дрогнул.
— Где Падмири?
— Пусть хворый буйвол проникнет в твой зад! — Голос допрашиваемого окреп. Раз инородец не убивает его, значит, что-то мешает ему это сделать.