Выбрать главу

— Что надумал-то, Серега? — спрашиваю, ведь вижу, что его пробило.

А он мне издалека так:

— Про частоту Маковецкого знаешь?

Кое-что я, конечно, знал. Из статей в некогда популярном журнале «Техника — молодежи». Ну и спрашиваю:

— Это на которой в свое время засылали послания внеземным цивилизациям?

— Ну. Помнишь ее значение?

— Откуда? Сроду не знал. А ты что, помнишь?

— Нет.

— Ну и?

— Зато знаю, как там волна задана. Там это без затей сделано. Ну, чтобы понятно было инопланетянам.

— Ну и как?

— Просто. Радиоволну межзвездного водорода надо разделить на число «пи». И всё.

— Ты знаешь волну водорода?

— Знаю. Очко.

— Что «очко»? — не понял я.

— Двадцать один, — пояснил Серега и тут же выдал задание Гошке: — Магоша, ну-ка раздели двадцать один на три целых четырнадцать сотых.

Гошка на своей машинке щелк-щелк-щелк и выдает ответ, как в кассе:

— Шесть целых, семьдесят две сотых.

— Ну ни хрена себе! — не стал я скрывать, что восхищен полученным результатом.

Гошка, гордый тем, что это именно он идею подкинул, тупо спрашивает:

— А как из этого частоту найти?

Чем, конечно, рассмешил Серегу, который не преминул поиздеваться:

— Ну ты, блин, в своей Америке совсем одичал.

— Дели, двоечник, длину волны на скорость света, — напомнил я Гошке школьный курс физики.

Гошка, само собой разумеется, на нас хотел сначала обидеться, но сообразил, что это делать некогда. И оставил на потом. Но сразу к вычислению не приступил — значение скорости света не помнил. Серега его пожалел и пришел на помощь:

— Вот это вот, что у тебя на экране, раздели на два девять восемь и еще шесть нулей. Ага?

— Сейчас, — кивнул Гошка и скалькулировал.

— Ну и что вышло? — спросил я.

— Четыре четыре шесть один три… ну и там еще.

— Давай сюда машинку. Забью.

Он отдал калькулятор, я начал вводить цифры, и в этот момент послышался шум за окном. Гошка подлетел к решетке, глянул вниз и «обрадовал»:

— Они уже здесь!

— Отвали от окна! — Серега рванулся к американцу, оттолкнул его, за что и получил пулю.

Засадил длинной очередью кто-то из Таперовых бойцов. Угол был острый, стреляли, не особо целясь, но каким-то хитрым рикошетом всё же Серегу зацепило. Он грохнулся на пол и потерял сознание. И Гошка, весь такой на измене, запричитал:

— Серега! Серега! Ты это чего, Серега?!

— Не ори ты! — осадил я его, подбежал и стал осматривать рану.

Пуля вошла под левой ключицей и вышла над лопаткой. По мякоти прошлась — не смертельно. Но кровь нужно было, конечно, останавливать. И как можно скорее. Я полез в мешок за медпакетом, а Гошка стал сообщать отключившемуся Сереге всякую первостатейную фигню:

— Серега! Ты меня слышишь, Серега? Я же хотел те деньги быстро отбить! Понимаешь? Я их вам с процентами отдать хотел! Слышишь, Серега?!

Хоть убейте, не понимаю, на фиг он это орал? Ведь давно уже перетерли и проехали.

Правда, потом кое-чего он и умного выдал, теребя Серегу и мешая мне накладывать повязку:

— Серега! Слышишь, Серега! Не умирай! Серега, ты слышишь меня? Я тебе сказать должен. Монтана только тебя любит. Сама однажды призналась. Слышишь, Серега? Только тебя одного!

— Не тренди, — сказал Серега, открыв глаза. — Дуй на лестницу. Проверь, чего там.

— Понял, — кивнул Гошка и выскочил из комнаты

— Дрон, засади укол, — попросил Серега.

— Уже, — сказал я. — Ты как?

— Как с трамваем столкнулся. Помоги встать.

Я помог. Серега облокотился на меня, и мы вышли на лестницу. Укол начал действовать, и, когда спустились, Серега уже выглядел женихом.

Обстановка была рабочей: Гошка, повалив поперек коридора, ведущего в дизельную, технологический стол, упал за него и целился из Серегиного «калаша» в дверь, которую долбили бойцы Тапера.

Оценив обстановку, наш командир обвязанный, кровь на рукаве, стал выдавать последний приказ:

— Работаем так. Я остаюсь здесь, прикрывать дизель. Ты, Гошка, становись на кабель антенны. И как хочешь, хоть зубами, но держи его. А ты, Дрон, свяжись с Аней и сиди на передатчике. Приказ получишь — врубишь.

— А чего его ждать? — возразил я. — Выдам прямо сейчас на излучение и вернусь.

— Ни фига, — сказал Серега. — Врубишь только по приказу.

— Они чего там, думают, что кто-то запеленгует и будет глушить? — не понимал я.

— Я, Дрон, не спрашивал, — ответил Серега. — Давай работать, как приказано.

— Ладно, — согласился я, — как скажешь.

Удары в дверь стали сильнее, видать, парни придумали что-то стенобойное или стенобитное. Но и дверь там, извините, тоже стояла не из простых.

— Идите оба сюда, — сказал Серега и наклонил голову.

Мы подошли, ткнулись ему в лоб и положили руки друг другу на плечи. Был у нас в детстве такой обязательный ритуал перед началом всякого серьезного дела — вот так, встав в круг, упереться лбами. Ну и там еще, согласно церемонии, Серега должен был одну вещь у нас спросить. Он и спросил:

— Без Бэ?

— Без Бэ, — ответил, как было положено, Гошка.

— Без Бэ, — ответил, как было положено, я. Правда, на этот раз добавил: — И без Вэ.

— Всё будет нормально, парни, и мы еще встретимся, — пообещал Серега и приказал: — К бою! Нас ждет Монтана.

И мы с Гошкой, оставив Сереге все свои магазины, рванули наверх.

Пока поднимались, Гошка спросил:

— Андрюха, а какую это ты рифму знаешь на слово «любовь»?

— Нелюбовь, — ответил я.

— И всё? — удивился Гошка.

— Тебе мало? — удивился я.

Люди только то и делают, что постоянно друг друга удивляют.

Связался я с Аней быстро и, не имея сигнально-кодовой таблицы, сообщил открытым текстом, что у нас всё на мази, что мы готовы, что всё такое. И еще передал ей привет от Сереги и воздушный поцелуй от Гошки. Она отшутилась, попросила оставаться на постоянном приеме и ждать приказа.

Вот, собственно, и всё.

Серега держит вход, и он его удержит. Там никому и ничего не светит. Это дело принципа.

Гошка стоит в коридоре и — фиг его знает, сколько уже времени — держит этот чертов кабель. И он его не отпустит — у него четыре руки. Да если б даже было и две. По-любому.

А я…

Я притащил себе из главного зала летное кресло командира дежурных сил (комбат Елдахов учил меня, что воевать нужно с комфортом) и, надев гарнитуру от эР сто сорок седьмой, сижу возле передатчика и жду команды.

Вот так вот.

А-а, ну да — еще я тут на химпосту нашел живую сто пятьдесят девятую. Врубил какую-то, фиг знает какую, частоту и, зажав в руке тангету, стал — с чувством так, с толком, с расстановкой — рассказывать всю эту историю, которая началась с того, что американец Гошка выпил в ресторане «Сорвейн» восьмую рюмку русской водки.

И я уже так долго ее рассказываю, что если бы кто-нибудь догадался застенографировать трансляцию, то могла бы, пожалуй, выйти целая книга. Которую, в память о той, что сгорела, я предложил бы назвать «Дороги младших богов».

Только кто запишет? Белый Адепт сейчас спит, а значит, и вы все тоже спите. Спите и видите свои обычные кошмары, старательно отражающие уродливую явь.

Что поделать.

Такие дела.

Впрочем, может, кто-то и слышит меня.

Сквозь сон.

Чего только не бывает.

И надеясь на это, вот что хочу сказать напоследок.

Я знаю, что вам осталось потерпеть совсем немного — меня уже вызывают на связь.

Я знаю, что сейчас мне отдадут приказ и я утоплю вон ту вон черную кнопку.

Я знаю, что неисчислимые муки, бедствия и страдания, которыми вы расплачивались за свое бытие, прекратятся.

Я знаю, что мы спасем вас.

Через мгновение.

Я знаю всё это.

Я только одного не знаю.

Я не знаю, сколько вечностей продлится это мгновение.

Я…