Ветер свистел в ушах, трепал темные локоны, выбивающиеся из‑под берета. Отряд приближался к перевалу — седлу между двумя ледниками. Идти становилось все труднее и труднее. Иногда набегали волны густого тумана — и опять раздвигались, открывая величественную панораму гор.
Борис удивлялся выносливости девушки. Она шла ровным шагом, не проявляя усталости, первая поднималась с привала и двигалась так, точно позади не было двадцати километров труднейшего пути.
Уже смеркалось, когда они преодолели последние метры подъема. Косые лучи солнца скользили по слежавшемуся льду под ногами. Ветер выл и свистел, прогоняя над перевалом густые пласты тумана, скрывающего все впереди.
Внезапно туман рассеялся. Внизу, на страшной глубине, в сизом полумраке сгустившихся сумерек блеснул темный овал озера. Из груди девушки вырвался вздох облегчения.
— Ну, давайте искать ночлег! — властно сказала она.
7
НИКОГДА за всю свою жизнь Борис Карцев не испытывал ощущения такой подавленности масштабами окружающего.
Пять песчинок, катящихся по склону вулкана, — таким представлялся ему отряд, спускающийся по отвесным скалам в головокружительную бездну долины Батырлар–джол. Глубоко внизу блестело озеро. Но сколько карнизов ни оставалось вверху, над их головами, все так же пугающе далеким оставалось голубое зеркало воды с отраженными в нем белыми вершинами гор Почти беспрерывно на канатах, поддерживая друг друга, спускались они, гонимые острым, разъедающим беспокойством за пропавших товарищей, не представляя себе, как же удастся им вернуться по этим непреодолимым подъемам.
Это был бесконечно утомительный путь. Карцеву казалось, что временами он достигает предела утомления: руки переставали удерживать канат, пальцы разжимались, наступало мгновение внезапного, парализующего бессилия. Но он поднимал глаза вверх — встречал испытующий, участливый, но без тени жалости, сверкающий взгляд Жени Самай, встряхивался, сжимал зубы и полз дальше. И вот наконец безмолвные от усталости, едва преодолевая дрожь в мышцах и суставах ног, остановились они у подножия стены, с которой спустились, всматриваясь в расстилающиеся перед ними холмы предгорий и берег озера, окруженный широкой зеленой полосой камыша.
— Ничего не видно, — резюмировал доктор Попов итоги наблюдений.
— Отдохнем и в путь! — коротко отозвалась Женя, сбрасывая с плеч рюкзак.
После шестичасового качания на канатах над бездной невыразимо приятно было лежать не двигаясь ощущая спиной незыблемость массивов земли. Но отдых был недолгим. Спустя полчаса они шли вдоль озера один на двадцать метров от другого, прочесывая стометровым гребнем холмы предгорий. Борис шел слева от Жени, временами перекликаясь с ней и каждый раз чувствуя в звуке ее голоса нарастающую тревогу.
На очередном привале она присела около лежащего лицом кверху Бориса.
— Скажите, Борис, — спросила она его нерешительно, но смотря ему, по своей привычке, прямо в глаза, — сегодня… рано утром… когда мы начали спуск… вы ничего не слышали?
Борис нахмурил брови вспоминая.
— Нет, кажется, ничего, — ответил он после короткого раздумья. — А что?
— Мне, очевидно, послышалось, — упавшим голосом сказала девушка и отвернулась. Ее тонкие загорелые пальцы с силой стиснули кисть другой руки.
— Ну, а все‑таки? — мягко настаивая, спросил Борис.
— На рассвете я услышала глухой удар, — не совсем уверенно прошептала она — Я не хотела никому говорить об этом, потому что никто, очевидно, не слышал но мне показалось, что это был звук взрыва. Мне даже представляется, что я от него проснулась…..
Губы ее дрожали, Борис отвел глаза.
— Что же, — сказал он неопределенно. — Хотя мы… но ведь вы проснулись раньше… так что…
— Ах, бросьте это, Борис! — нетерпеливо оборвала его Женя — Поверьте, я в успокоении не нуждаюсь.
На щеке ее еще дрожала слезинка, но темные глаза метали искры.
— Я хочу с вами посоветоваться по деловому вопросу, — сердито сказала девушка. — Неужели вы этого не понимаете?
Борис успокоительно положил руку на ее пальцы, но она отдернула их.