Первый визит Непейцын сделал, конечно, в Артиллерийский департамент и сразу получил афронт. Аракчеев позавчера отбыл в объезд артиллерийских депо и парков близ театра военных действий. Учтивый чиновник, узнав фамилию Сергея Васильевича, сообщил, что граф не раз справлялся, не приехал ли. Теперь же увидеть его ранее полутора месяцев не придется, потому что войска разошлись на винтер-квартиры и граф не возвратится, пока всем до весны не распорядится.
Вот те на! И все из-за двух дней. Поторопился бы из Тулы, не ездил по визитам, так и Фома был бы жив, и с местом все уже устроилось… Эх, Фома, Фома! Вспоминаешь тебя все время…. Одно, хоть и плохое, утешение — что прожил ты в довольстве, без обид, без унижений. А многим ли дворовым в России такое достается?
Ну ладно, раз так, надо и верно искать жилье поспокойней. Может, посоветоваться с Ивановым, которого предстоит просить насчет Пети, да и повидать хочется. А если не откладывая?..
Наняв санки на Литейной, приказал ехать в Академию художеств. Живо вывернулись на Гагаринскую набережную и покатили к Летнему саду. Вон фасад Сухопутного госпиталя, около которого на ялик садился, когда от Назарыча ехал. Ведь едва тогда не попал на свадьбу Катерины Ивановны… А уж скольких нет, кого здесь знавал! Мелиссино, Полянского, Назарыча…
В академической канцелярии сказали, что профессор Иванов ведет пейзажный класс три раза в неделю, а сегодня ищите его в Эрмитаже при Зимнем дворце, где заведует рисунками, принадлежащими государю.
«Ах ты, только что мимо проехал! Но если уж забрался на Васильевский, так не узнать ли у Брунсов? Конечно, старики умерли…»
Пошел пешком в Третью линию. Сколько новых домов! Все каменные, двух- да трехэтажные. Но между ними та же калитка в крашеном заборе и надпись на ней «Tischler»[4]. И ниже по-русски: «Здесь принимают заказ на мебел». Брякнул кольцом раз, другой, потянул за проволоку — все как прежде. Вошел на знакомый двор. В дверях домика показался средних лет немец.
— Что угодно, господин офицер? Мебели заказывать? — спросил он, одной рукой вынув изо рта фарфоровую трубку на гибком чубуке, другой приподнимая вязаный колпак.
«А это один из внуков старого Брунса — кажется, Карл…» — подумал Непейцын и ответил:
— Нет, я насчет квартиры, не сдадите ли?
— Мы никогда не сдавали, — с достоинством ответит немец и взял трубку в зубы.
— А дедушка ваш сдавал. Я сам тут жил. — Сергей Васильевич указал на окна за присыпанными снегом кустами шиповника.
Брунс уставился в лицо посетителя. Потом перевел глаза на его ногу и снова, уже поспешно, вынул трубку изо рта.
— О, Герр Непейкин! — воскликнул он с неподдельной радостью. — Вы ли? Mein lieber Grossvater[5] часто поминал, как были дитё и кушать сюда к Филиппу приходили из корпус. А Филипп, Филя ваш, живой? Столярит? Но пожалуйте в комнаты. Lotte, komm her, sieh auf unseren teueren Gast[6].
Пожилая круглолицая немка вышла из кухни и сделала книксен Непейцыну.
— Ваш шинель, благородный господин! Erinnerst du dich, ich habe dir von dem mechanischen Fuss des Herren russischen Offizieren erzahlt. Sie wollen wieder bei uns ein Zimmer mieten, wie damals zu Lebzeiten des Grossvaters[7]. Садитесь, герр Непейкин, прошу вас. Надолго ли хотите вы комнату? А сколько у вас слуги? Лошади? Ах, так? Как раз через месяц приедет из Ревель ее брат с жена и трое дети, мы его обещали у себя селить… Нет, нет. Наши сыновья не захотели столяр быть, они в школе придворное садоводство, в Царское Село, дома приезжают только по воскресенье. Хорошее дело, но фирме конец… Однако что моя фирма, когда прусская армия разбита! Нет Великого Фридриха на сей дерзкий Наполеон. Я так боюсь за русскую державу! Уж ежели он пруссаков разбил.
Вечером водворились у Брунсов. Хорошо, что немцы берегут свои гнезда, что внук старого Брунса такой же добродушный. И приятно, что двадцать пять лет назад тут ночевал дяденька, когда определял их в корпус…
7
Помнишь, я тебе рассказывал про механическую ногу господина русского офицера. Они опять хотят снимать у нас комнату, как было при дедушке