— А когда уезжал, надумали еще переход по льду под самый Стокгольм. Будем вестей ждать, как-то оно пройдет? — заключил рассказ дяденька.
— Ежели Кнорринг командовать станет, так навряд с толком, — заметил Сергей Васильевич.
— Нет, туда три отряда идут: Багратиона, Шувалова и Барклая. Последнего близко видал, когда, в Выборге будучи, он к Алеше с визитом приехал. Долголицый, тихий прибалтиец. Под огнем, говорят, хладнокровен, будто в шахматы в комнате играет. А еще наслышался про Аркащея твоего, который тоже там при мне побывал.
— И его видели? Он-то чего туда попал?
— Чтоб главнокомандующего в рвении подогреть. Только на улице видел, когда в санках за город в парк артиллерийский проезжал. Лицом нехорош, но, правда твоя, деятелен и умеет страху нагнать. Два дня всего в Выборге пробыл, а как все закружилось!..
Этой дружной весной грязь в городе была такая, что Непейцын объезжал окраины верхом, а на главных улицах передвигался только по мосткам и для перехода на противоположную сторону кликал будочников, которые переносили его на руках, к немалой радости уличных ребят. Однажды, когда так случилось у цветковского дома, городничий подумал: «А поговорю я с предводителем и о мощении улиц».
В ближнее воскресенье Сергей Васильевич нанес визит подполковнику и начал с того, что даже в самом Париже первыми вопросами благоустройства почитаются освещение и мостовые. С фонарями пример «первого дворянина» повлиял так благотворно! Ведь он живет на углу лучших улиц, Соломенской и Козловской, и распространяет вокруг свое наглядное влияние. Так не согласится ли предводитель показать пример и во втором деле — вымостить булыжником дорогу только перед своим домом? Это было бы вечным памятником его забот о нуждах города, начало бы собою новую эру… Словом, городничий подпустил такие турусы, что предводитель приосанился и, надув щеки, принялся взбивать пятерней волосы на висках.
«Ну, кажись, клюнуло», — перевел дух Сергей Васильевич.
Произведя над своей наружностью описанную манипуляцию, господин Цветков произнес:
— Mais, mon cher colonel[14] сей осенью состоятся перевыборы. Ежели господа дворяне, оценя сделанное, почтят меня новым доверием, то, parole d'honneur[15], я согласен и на мостовую. Но ежели нет… — Он помолчал и добавил: — То с какой же стати? Не правда ли?..
«Вот дурак-дурак, а хитер! Голосуй за него на перевыборах, как здешний дворянин, склоняй других к тому же, тогда и мостовую получишь перед одним домом… осенью… Нет, слишком далеко. Попытаю счастья у богатых купцов», — решил городничий.
Тысячник Филиппов, к которому отправился прямо от предводителя, выслушав декларацию, законченную уверением, что господин Цветков вот-вот начнет мостить улицу перед своим домом, забрал конец седой бороды в рот, пожевал и молвил:
— Нет, ваше высокородие, не могу того обещать. У господина предводителя, известно, деньги шалые, а нам зачем? Товары на весь год по санному пути в анбары завозим, а что летом надобно, то — водой. На мост изволь — тесу, столбов, гвоздей сколь надо, раз и нам полезно: в лавки да в собор сообчаться. А булыжная работа ноне, ох, дорога! У меня двор-то меж анбаров мощен, так я знаю, почем за аршин берут…
«Вот и толкуй! Двор свой вымостил, а улицу не желает. И таков Филиппов, в магистрате первый человек…»
То же почти дословно сказал и купец Ломакин. Только добавил, что ежели господину городничему понадобится поблизости его владения через улицу перебраться, а будочников не случится, то чтоб кликал его молодцов, они перенесут с полным удовольствием. А мостить? Нет, оно для торгового дела не надобно.
Таков второй именитый коммерсант Великих Лук! На турманов, на закладные гусиного боя сотни тратит, а на городское дело — ни-ни…
Рассказывая дяденьке свои неудачи, Сергей Васильевич услышал:
— Мне оно не новость. Благодари бога, что у нас грунт земли сухой, отчего грязи скоро не станет на все лето. И еще перекрестись, что под Луками поручик Михельсон вотчины не имеет.
— Почему ж за последнее креститься?
— А пока ты прожекты свои предлагал, заходил купец Зацкой, он в Полоцк ездил и в Невеле заночевал. Там только и разговору, как Михельсон город сей штурмовать хотел и обывателей напугал.
— Как то есть штурмовать? — не понял Сергей Васильевич.
— А так, потеху себе придумал! Собрал псарей, доезжачих, егерей пеших, всего человек до ста, и даже пушки две в упряжках, и с таким сбродом подступил под город. Конечно, перед походом напоил всех вполпьяна, а дойдя до шлагбаума, отправил стремянного к городничему парламентером, чтоб тотчас явился и город по форме сдал, а иначе штурмовать станем. Городничий сообразил, что вольница пьяная может немалый вред принести — лавки пограбит, кабаки разобьет, женщин напугает. Он сейчас с дивана подушку сафьяновую хвать, на нее платок шелковый разостлал, а на него ключи от сарая да скорей в мундире и при шпаге — к заставе: так и так, город сдается на милость победителя. А Михельсон, на коне сидя, ключи принял и отбой скомандовал, чтоб обратно в Иваново пировать победу ехали.