– Если я сяду в машину, мы остановимся у первого же таксофона, ты позвонишь в полицию и покажешь копам синяки на руках. Или давай стоять здесь всю ночь, чтобы я хотя бы знала – ты в безопасности.
Мать газанула с места, оставив меня, свою пятнадцатилетнюю дочь, в полночь в незнакомом городке, испуганную и одинокую. Я присела на травянистый холм у перекрестка и заплакала. Потом снова спустилась к дороге ждать: во мне теплилась надежда, что мать разволнуется и вернется за мной.
Она так и не вернулась.
Заметно похолодало, с неба сеял противный дождь, и я стала искать, где спрятаться. У заброшенной бензоколонки нашелся туалет со сломанной дверью. Плача, я вошла туда. Когда слезы кончились и остались только всхлипывания, я начала молиться.
Я спросила Бога:
– За что?
Почему это происходит?
За что мне столько боли?
Я помолилась еще – и дождь прекратился. Я пошла по шоссе. Было так темно, что различить дорогу удавалось, только когда мимо проезжали машины – раз в несколько минут. Странные звуки из леса и пустое шоссе напоминали эпизод из фильма ужасов. Мне вспомнились лица пропавших девушек из шестичасовых новостей. Чем себя накручивать, я решила помолиться еще и попросила Бога помочь мне и матери добраться домой невредимыми.
Я шла почти час, периодически ища взглядом мамину машину. Я почти бежала, стараясь не опускать головы. Я устала, но пыталась держаться гордо. Я чувствовала себя скорее воином Господа, чем его дитятей. Я уже столько повидала и перечувствовала, что знала – Бог со мной, он любит меня и помогает, когда бросили все остальные.
Я поглядывала, не проедет ли мимо патрульная машина, зная, что даже если меня задержат за пребывание на улице в ночное время, то хотя бы отвезут домой (за восемьдесят-то долларов) или хоть скажут, в каком направлении идти. Наконец мимо проехал минивэн. За стеклом пассажирского сиденья угадывался козырек мальчишечьей кепки. Минивэн сбросил скорость и остановился в паре футов. На всякий случай я замедлила шаг, готовая кинуться наутек.
Мальчик в кепке высунул голову из окна:
– Ты Меган?
Я покачала головой. Женщина за рулем спросила, куда я иду. Я ответила, и она любезно предложила меня подвезти, хотя ей надо было совсем в другую сторону. Она отнеслась ко мне очень тепло, как и мальчики моего возраста, сидевшие сзади. Меня спросили, сколько мне лет.
Я ответила – пятнадцать. Один из пацанов спросил, в одиннадцатом ли я классе. Я неловко призналась, что на следующий год пойду в девятый. Врать не хотелось, но я заявила – это потому, что моя семья много переезжала. Женщина, кажется, поняла, пацаны промолчали.
Дома было на редкость уютно без бесчинств Джо. Я съела то, что должно было быть ужином, пока мы не сбежали из дома. По «Эйч-би-о» показывали фильм о маньяке, убивавшем людей в автомобилях, притормаживавших на шоссе. Я не стала смотреть.
Вернулась мать, целая и невредимая, но грустная. Сказала, Джо был «подавлен», когда она отвозила его домой. Как это понимать, не знаю.
Вот так прошла моя среда.
Спокойной ночи.
Дорогой Никто!
Можно подумать, мало нам проблем с Джо: ночью, даже без звонка, заявился мой отчим и просил денег.
Даррелл – биологический отец моей сводной сестры Николь и почти что мой отец. Это я раньше так думала.
Таким пьяным и буйным я не видела Даррелла с тех пор, как мать была на пятом месяце беременности, а он швырнул ее на пол ванной. Затем он швырнул туда и меня, а сверху полетели телефон и телефонный справочник. Даррелл сказал – у нас полчаса, чтобы убраться из квартиры и больше не появляться. Помню, мать, лежа на боку, звонила своей подруге Джейн. Она сказала, что у нее вроде сломана рука и идти она вряд ли сможет.
На шее и выше локтей у нее были свежие синяки вперемешку со старыми. Я смотрела на дело рук моего отца, моего героя, и меня так трясло, что я даже не могла говорить. Я в жизни никогда так не боялась. В детстве мне всегда хотелось, чтобы у меня был папа. Ох, будьте осторожны с желаниями, вдруг исполнятся… Та ночь закончилась, как многие другие: плачем в подушку в квартире Джейн. Там мы, по крайней мере, были в безопасности.
Родив, мать нянчила мою сестру загипсованной рукой, а ради заработка устроилась в продовольственный магазин. Никогда не забуду, как грустно и ужасно все это было – опять у меня ни отца, ни собаки, ни дома, ни квартиры, ни друзей, вообще ничего своего. Никогда этого не забуду. И вчерашняя ночь не стала исключением.
Дорогой Никто!
В детстве я очень гордилась Дарреллом, даже хвасталась им. Я звала его папой и обожала настолько, что даже хотела стать маляром, как он. Потом Даррелл начал принимать наркотики и избивать мою мать, и я начала его бояться, но все еще любила за то, кем он был до наркотиков. Пока матери не было дома, к нам приходили люди и продавали ему кокаин – я однажды сама видела, еще когда во втором классе училась. Даррелл сидел дома, присматривал за мной и Николь, как вдруг к нашему дому подъехала какая-то паршивая белая машина, вибрируя в такт оглушительному рэпу. Оттуда вылезли два толстых черных парня с золотыми цепями на шеях и направились к нам в кухню. Николь заплакала.