Раздался новый взрыв, вскинувший глыбы воды. Вода окатила Лебедевых. Иван Егорыч сказал:
— Алеша, отливай. Петровна, помогай. А ты, Аннушка, правь.
Мины то не долетали, то перелетали, но падали близко к лодкам, следовавшим одна за другой. Иван Егорыч шепнул Алеше:
— Ощупай борта.
Алеша с живой готовностью принялся исполнять приказание деда. Не прошло и минуты, как Алеша испуганно прошептал:
— Дедушка, две пробоины. Одна большая, другая — поменьше.
— Аннушка, подай из кормы паклю. А ты, Алеша, ножом ее… Петровна, веселей работай.
— И так стараюсь. Видно, вещий сон подсказал мне ехать с вами. Алеша, у тебя поддается?
— Одну пробоину уже забил, бабушка.
— Ну и хорошо. А с другой и того скорее справишься. Туже, туже заколачивай.
— Есть, бабушка, туже!
Лодки, следуя за флагманом, плыли дальше, шли к своей цели. С какой-то лодки послышался крик о помощи.
— Аннушка, правь направо, — приказал Иван Егорыч. — Алеша, приготовь багорок.
Алешу залихорадило. Теперь, кажется, и для него наступило время настоящих дел. С лодки вновь донесся крик:
— Тонем… То-не-е-ем!..
— Это Петрович, — заволновался Иван Егорыч. — Держись! И-де-е-ем! — шумел он в темноту.
Скрипели уключины, шуршали льдинки у бортов, сверкала Волга от взрывов. На помощь лодочникам пришла советская артиллерия, открыла огонь по вражеским минометам.
— Теперь не пропадем, — обрадовался Иван Егорыч. — Не пропадем!
Когда Иван Егорыч подъехал к терпящим бедствие, он не мог понять, каким образом Петрович стоит в воде и не тонет. Сама лодка почти доверху была залита водой. Иван Егорыч, подчалившись, строго предупредил:
— Петрович, за борт не цепляйся. Можешь и нас потопить. Скинь в воду один-два ящика.
В Волгу один за другим булькнули три ящика с патронами. Лодка малость поднялась. К месту происшествия подошла еще лодка. Иван Егорыч приказал старшему причалиться к борту тонущей лодки и взять раненого.
— Другого возьму я. Где остальные лодки? Эй, на лод-ка-а-ах! — окликал Иван Егорыч.
Он находился в том возбужденном состоянии, в каком забывается все на свете и остается лишь дело, кипение.
— Аннушка, перевяжи раненых, — указывал он, — Алеша, пересядь ко мне. Я возьму раненого под мышки, а ты — помоги.
Раненый застонал… Это был еще неокрепший юноша, не однажды ходивший с лодочниками в ночные рейсы. Анна Павловна, перевязывая юношу, сказала, что подростка следует как можно скорее доставить в госпиталь. Время давно перевалило за полночь, и надо было торопиться. Иван Егорыч решил оставить раненого на острове с Аннушкой и Петровной. Паренька вынесли на берег и положили на разостланный плащ.
С Алешей Анна Павловна простилась молчком, с тяжелыми всхлипами. Отрываясь от него, сквозь стиснутые зубы просила:
— Алеша, береги себя. Береги, милый.
Лодки отчалили. Две женщины и раненый подросток остались на песчаной косе у острова Крит. Анна Павловна с великим усилием подняла подростка на руки и понесла его к поселку. Марфа Петровна заходила то с одной стороны, то с другой, помогая невестке нести раненого. Анна Павловна знала, что промедление грозит юноше смертью, и она, изнемогая, все шла и шла. Войдя в поселочек, ей хотелось упасть и, не шевеля ни одним мускулом, не произнося ни единого слова, отдыхать и отдыхать. Уложив подростка на свое пальто, она, пошатываясь, побрела в поселок.
— Надо найти людей. Они помогут нам доставить его в госпиталь, — сказала она Марфе Петровне.
Атаки немецкой армии длились десять суток, двести сорок часов. Полки армии Чуйкова поредели. Многие бойцы и командиры вышли из этого боя с седыми висками. Город был еще окутан дымом, стрельба слышалась отовсюду, и все же генералы чувствовали, что бой стихает, вражеский натиск надорвался. Командарм позвонил генералу Медникову.
— Поздравляю, Петр Ильич, и выражаю вам мою самую искреннюю признательность. Да, да. Не скромничайте. Что? Бой? Да, бой еще идет, но как? С хрипом, одышкой.
Потом командующий позвонил Родимцеву. Ему тоже воздал должное. За полчаса, не более, он обзвонил все свое хозяйство и каждому командиру нашел доброе слово.
Бойцы Лебедева из пульроты, поняв, что вражеское наступление отбито, и гордые своим солдатским счастьем, тотчас завели с гитлеровцами перекличку.
— Кому теперь Волга буль-буль? — кричали они в водосточную трубу. — На Волге начали, на Шпрее прикончим. Согласны? Зеер гут!
Немцы огрызались одной-двумя пулеметными очередями и замолкали, а бойцы, не унимаясь, дразнили «завоевателей».