— Клавдия Ивановна, будь матерью родной. Я тебя отблагодарю, ничего не пожалею, только отними ее от смерти. Отними, родная. Ведь девочка-то какая! И обстоятельства-то какие! Кончится война, отец вернется с фронта, придет за ней. Как я буду держать ответ?
Клавдия Ивановна встала с дивана и, полураскрыв дверь, позвала медсестру:
— Лиза, принесите бинты и вату.
Распорядившись, прошла за ширму к Машеньке. Туда же Лиза принесла вату, бинты и какие-то банки, Из-за ширмы до Настасьи Семеновны донеслось:
— Осторожно, Лиза. Руку перебинтуйте. Повязку на глаза потом.
Настасья Семеновна вскочила с дивана, подошла к ширме и заглянула за нее. Увидев Машеньку, она, испугавшись, закрыла лицо руками и зашептала:
— Если бы кто видел. Если бы кто видел. Вся-то она забинтована. Что это такое? На что это похоже?
К Настасье Семеновне вышла Востокова.
— Ну что, Клавдия Ивановна, что? — спрашивала Кладова.
— Не будем отчаиваться.
Из-за ширмы послышался взволнованный голос Лизы:
— Клавдия Ивановна… Пульс…
— Вам нельзя волноваться, Лиза, — упрекнула Клавдия Ивановна сестру. — Дайте шприц.
Настасья Семеновна, чтобы ничего не видеть и не слышать, вышла, но скоро вновь вернулась. Она испуганно проговорила:
— Клавдия Ивановна…
— Что такое? — недовольно спросила врач. — В чем дело, Настасья Семеновна?
— Клавдия Ивановна, мать… Мать пришла… Машенькина…
Уже третий день живет у Востоковой Анна Павловна. Вот она вышла из-за ширмы, остановилась посредине комнаты. По ее щекам текут слезы. Выражение лица, походка, движения говорят о безвыходном горе. Она медленно села, положила голову на стол. Тело мелко вздрагивало от неслышных всхлипов. Анна Павловна подняла голову, осмотрелась вокруг, вяло поправила волосы. Глаза все чего-то искали и не находили. Потом ее голова снова упала на стол. Она тяжело вздохнула и, резко вздрогнув, встала и без прежней вялости, как будто с последним вздохом она перемогла тяжесть, твердым шагом подошла к ширме.
— Четвертые сутки на исходе. И все нет сознания, — удрученно проговорила Анна Павловна. — Как хочу слышать ее голос… Как хочу. Только бы одно слово… только одно. Услышу ли? — Прошла по комнате, села у стола и задумалась. — И кто бы мог подумать? И за что? Люди добрые, за что я наказана? За что? — Поднялась и направилась за ширму. Слышно было, как она упала на колени. — Машенька, к тебе… К тебе пришла твоя мама… Прошу тебя: очнись! Очнись, Машенька. Очнись, милая. Я хочу… Я хочу… Машенька…
Анна Павловна зарыдала. В двери показалась Клавдия Ивановна. Ей хотелось подойти к Анне Павловне, успокоить ее, но она осталась у двери.
— Машенька, ты слышишь меня?
У Клавдии Ивановны выступили слезы на глазах.
— Машенька, я должна уйти. Прощай, Машенька… Прощай, милая.
Беззвучно плакала Клавдия Ивановна. Послышались шаги Анны Павловны. Она вышла бледная, измученная, села на стул и уставилась невидящим взором в пустоту. К Анне Павловне подошла Клавдия Ивановна. Она положила ей руку на плечо и ласково заговорила:
— Подождите уезжать. Останьтесь.
— Не могу, Клавдия Ивановна.
— Но почему? Неужели начальник госпиталя не поймет вас?
— Что вы!
— В таком случае я не вижу причины спешки. Останьтесь. Я прошу вас.
— Я вернусь, скоро вернусь.
Востокова вопросительно посмотрела на Лебедеву: «Верно ли она говорит?»
— Вернусь через два дня. Совсем вернусь. Что вы мне скажите? Только полуправды не говорите. Не бойтесь, самое страшное уже прошло.
Клавдия Ивановна молчала.
— Я знаю, я догадываюсь, о чем вы думаете. Я не об этом вас спрашиваю. Я одно хочу знать: жить будет?
— Жить?
— Да, жить? — Жить… Жить, пожалуй, будет.
Анна Павловна обняла Клавдию Ивановну.
— Ну, вот и все, — благодарно произнесла Анна Павловна. — Ни о чем вас не прошу, Клавдия Ивановна. Вы замечательная женщина, и просить — значит обидеть вас.
Быстро ушла к двери, остановилась у порога. Постояла в раздумье и, резко повернувшись к Востоковой, с горечью сказала:
— Для Машеньки я давно умерла. Мне тяжело это говорить. Я прошу вас, помолчите обо мне, не говорите Машеньке, что я была.
— Что ты, что ты, — испугалась Клавдия Ивановна.
— Да, да, не говорите. Так будет лучше для нее.
Анна Павловна вышла. Клавдия Ивановна грузно опустилась на диван.
— Ушла, — с жалобным упреком проговорила она. — Ушла, а вернется ли?
Раскрылась дверь. На пороге неожиданно показалась Анна Павловна.
— Я не могу уйти. Клавдия Ивановна, не судите меня. Я не могу!