— Плохое подумали? — Лена ближе придвинулась к хозяйке. — Где ваш сын?
Степанида с горькой безнадежностью махнула рукой.
— Сынок на железной дороге служил, в Кривой Музге. — Она всхлипнула. — Не то с нашими отступил, не то гитлеровцы сгубили. — Печально помолчала. — Валюшка в детском доме росла. Школу кончила. В институт поступила. Позапрошлое лето гостила у меня.
— Валя очень хорошая девушка.
— Замуж еще не вышла?
— Пока нет, но выйдет. Жених у нее молодой врач.
— Дай бог ей счастья.
— А где ваш дедушка?
— Ты все, оказывается, знаешь. Дед в степи живет, на отшибе. Самое близкое селение — двадцать километров. Ходила к нему, звала домой. Не хочет. Помирать, говорит, буду там. Мне, говорит, там никто не мешает на солнышко радоваться. Сталинград, доченька, наши не сдали?
— Нет, тетушка, не сдали и не сдадут.
— А фашисты говорят, что взяли и Сталинград, и Саратов, и Астрахань.
— Врут, тетушка, врут. Стоит Сталинград. И будет стоять.
— Дай ты, господи. Завтра пойду к деду, расскажу ему.
— Не рассказывайте. Потом расскажете, когда я уйду.
— А ты не торопись. Поживи у меня. Меня фашисты чураются, не заходят. Старая я, взять у меня нечего, хатенка плохенькая. Да и фашистов здесь мало. Они больше в селах живут, а степей боятся, далеко от дорог не отбиваются.
— Староста из местных?
— Из раскулаченных, а мы и не знали.
Под окном послышался шорох. Степанида замолчала. В наличник громко постучали.
— Похоже, чужие, — испугалась Степанида.
— Не пугайтесь, тетушка, — успокаивала Лена. — У меня документы в полном порядке.
— Кто там? — спросила Степанида.
— Открывай, — послышался визгливый голос.
— Староста, — проговорила Степанида. — Должно, водки захотел. Беги, прячься в землянку.
— Не беспокойтесь, тетушка. Идите и открывайте. Как зовут старосту?
— Сидор Петрович.
Степанида пошла открывать калитку. Вернулась в хату вместе со старостой.
— Зажигай огонь, — приказал староста.
— Что ты так грозно, Сидор Петрович? — мирно сказала Степанида. — Сейчас замаскирую окошко и засвечу огонь.
При свете лампы староста, увидев девушку, оторопел. Он показался еще суше, хилее — сморчок сморчком.
— Не узнаете? — спросила Лена и весело улыбнулась.
Староста моргнул хитрыми глазенками, вытянул шею и уставился на Лену, точно баран на новые ворота.
— Когда входят в дом, с хозяевами здороваются, Сидор Петрович, — деликатно заметила Лена.
— Хозяйка здесь Степанида, а вот кто ты — не признаю, — пропищал староста, не сводя своих хитрых глаз с девушки.
— Скоро, однако, вы зазнались, Сидор Петрович. Не успели стать старостой, как забыли своих знакомых. Могу напомнить: я племянница тетушки Степаниды.
— Что-то не знаю такой, — проговорил староста и перевел свой взгляд на Степаниду.
— Как же ты не знаешь, Сидор Петрович? — заступилась Степанида. — Ведь она позапрошлым летом у нас гостила. Или ты забыл, как лошадь для нас запрягал? Сели мы и поехали в Калач. Из Калача привезли тебе водочки. Или ты забыл?
— Это я помню… — он подозрительно посмотрел на девушку. — Припоминаю, но только… — прошел к столу, сел на лавку. — Припоминаю. И давно она у тебя?
— Утром заявилась.
Староста кашлянул, соображающе помолчал.
— Ну и пусть живет. Все в наших руках, — хитровато хихикнул он. — Шепну коменданту, и все уладим. У нас с ним… одним словом… При каком ты деле, барышня, находилась?
— Вы ко мне обращаетесь? — спросила Лена. — Меня зовут Антониной Ивановной, Сидор Петрович. Я — студентка, учусь на врача. А вы чем занимаетесь?
— То исть как это? — точно воробей от пыли, отряхнулся староста. — Степанида, что она гутарит?
— Полно тебе, Сидор Петрович. Говори, зачем пришел?
— А ты сама не знаешь, зачем я пришел? Порядок блюду. На то я и староста. На то и поставлен. Иду и слышу разговор в хате.
— Может, выпьешь стаканчик?
— Не откажусь. А порядок знай: без дозволения коменданта ночевать посторонним в поселке запрещено. Это всем известно.
— Она не посторонняя, — возразила Степанида. — Она моя племянница.
Степанида вышла во двор. Там из-под кучи бурьяна достала бутылку с водкой, которую берегла для деда.
— Закуски у меня никакой. Не обессудь. Было да сплыло.
Староста вскинул маленькую ястребиную голову.
— Это как понять? — строго спросил он.
— Да будет тебе петушиться.
Староста медленно, глоток за глотком, вылил стакан водки. Крякнул и, поднявшись с лавки, строго посмотрел на хозяйку.
— Ты у меня язык прикусишь, Степанида. И ты, и ты, — пригрозил староста девушке.
Лена возмутилась:
— Вы невежа, Сидор Петрович. Не умеете себя вести.
Староста взбеленился:
— К коменданту! Сей секунд!
Лена надела пальто, шляпу, кожаные перчатки.
— Идемте, — Сказала она сердито. — Вы думаете, я боюсь коменданта? Это вам он страшен, а я ни в чем перед немецким командованием не провинилась. — Лена грубовато взяла старосту под локоть и энергично вывела его из хаты. — Где комендатура? — все так же сердито говорила она.
Староста вел себя заносчиво, будто выше его и начальника нет, но по мере того, как отдалялись от хаты Степаниды, он снижал тон, угрозы становились мягче.
— Вот увидишь, что из этого получится, — совсем тихо говорил староста. — Ишь, какая прыткая. Я, дескать, не очень-то… У него по-другому заговоришь. Да, да. У него язык прикусишь. — Он остановился. Глубоко вздохнул. — Сердце… одышка, — пожаловался староста — Ладно, девка, — перешел он на полушепот, — сочтемся завтра, а сейчас ночь. Ночью комендант не любит…
— Утром я могу уехать, а вы тут скажете, что у тетушки партизанка ночевала. Вам ничего не стоит оклеветать человека.
— Не пойду я.
— А я вас силой…
К коменданту вошли с шумом. В комнате стоял часовой с автоматом.
— Гутен абенд! — поздоровалась Лена.
Часовой подозрительно посмотрел на девушку. Из соседней комнаты вышел офицер с невеселым лицом. Он что-то сказал часовому, тот отступил в сторону.
— Здравствуйте, господин офицер, — с достоинством произнесла Лена. — Я к вам с жалобой.
Офицер долго смотрел на девушку. Он искал в ее взгляде хитрости, лукавства, прямого обмана. Ничего подобного в ее смелых глазах он не приметил. Комендант на плохом русском языке спросил старосту, что это все значит. Староста, маленький, щупленький, согнувшись перед комендантом, заискивающе ответил:
— Это, господин комендант, племянница Степаниды. Родственница. Здешняя, значит. Хата в том конце. Усадьбой в степь.
Комендант протестующе замахал рукой. Староста подобострастно уставился на коменданта.
— Здесь живет, — пояснил он.
Комендант повернулся к девушке:
— Дафай дохумент.
Лена неторопливо достала из кармана пальто студенческое удостоверение, Комендант брезгливо взял его. Лена прищурила глаза. Это была лебедевская привычка прищуривать глаза в минуты раздумья. Комендант развернул удостоверение. Читал долго. Потом подозрительно посмотрел на девушку.
— Пошему комендант не ходил? — высокомерно спросил он.
Лена удивленно пожала плечами.
— Я только что приехала, — и тут она спохватилась, вспомнив Чуйкова, предупредившего ее о том, чтобы не очень спешила с ответами. Ведь дело шло таким образом, что ей не было необходимости говорить, откуда и когда она появилась в поселке, ведь староста сказал о ней как о местной жительнице. Поняв свою ошибку, она сказала:
— Я боялась регистрации.
Комендант поднял лысоватую голову, сердито глянул на девушку.
— Покорных германск армея не обижайт. Шлухи. Штор! — почти кричал комендант.
— Господин комендант, — вежливо говорила Лена. — Эти слухи и этот вздор о германской армии распускают старосты и полицаи.
Комендант прислушался.
— Вот, скажем, этот староста, — продолжала Лена, — он ходит по дворам, вымогает у населения продукты, водку. Ему отдают последнее, потому что он угрожает расправой. Его боятся, потому что он действует от имени германской армии.