В зеркальном отражении я заметила Нокса, появившегося у входа в пещеру. Я не видела его с прошлого вечера, когда парень исчез с раненой девушкой.
— Как она… — начала я, поворачиваясь к нему.
Нокс при взгляде на меня разинул рот, как будто лишившись дара речи. Гламора рассмеялась, и чародей вновь обрел голос.
— В порядке, — ответил он, прокашлявшись. — Раны оказались глубокими, но она сильная.
— Как ты вовремя зашел! — У Гламоры загорелись глаза. — Разве Эми не прелестна? — Колдунья подмигнула, правда, я не поняла, мне или парню.
Вскоре после прихода Нокса Гламора заявила, что на сегодня достаточно. Чародей проводил меня обратно в комнату. Ему как раз было по пути, ведь наши спальни находились рядом. Мне стало любопытно, как выглядит его уголок. Наверное, Нокс спит на полу или на какой-нибудь жесткой каменной плите, как в темницах Изумрудного города. О моем преображении Нокс не сказал ни слова.
— Что случилось с теми девочками? — по пути спросила я. — Отчего у одной из них шрам на лбу? И почему другая… почему она… это Лев с ней сделал? — Я вспомнила окровавленное полуметаллическое лицо девушки, и меня передернуло.
Нокс покачал головой.
— Мелиндра уже давно наполовину состоит из металла. Она — одна из немногих пленниц, сумевших сбежать из лабораторий Страшилы.
— Это Страшила с ней такое сотворил?
Я же видела его в тронном зале. Но на первый взгляд Страшила казался гораздо безобиднее Железного Дровосека. Парень кивнул, продолжая:
— Аннабель — из Страны кводлингов. Это люди-единороги. В их рогах таится могущественная магия, так что Дороти предложила за рога кводлингов хорошее вознаграждение. Теперь в Стране Оз не осталось ни одного человека-единорога.
Какими бы магическими ни были эти рога, в моем мире подобные украшения на лбу ни к чему хорошему бы не привели… Когда я представила, как их отпиливают, по спине пробежала дрожь. Крылья Олли, рука и лицо Мелиндры, рог Аннабель — список изуродованных жителей Оз рос с каждой новой историей.
— Но ведь они всего лишь подростки, — медленно проговорила я. — Они должны ходить в школу и заниматься обычными подростковыми вещами: веселиться, издеваться над такими девчонками, как я.
Нокс покачал головой. Наверное, сама мысль о том, что подростки здесь могут быть просто подростками, казалась ему абсурдной. Он вздохнул и посмотрел на меня как на полную идиотку.
— Когда Дороти появляется в городе, она забирает всех взрослых людей, пригодных для работы. Кто-то отправляется трудиться на Глинду в магические шахты, кто-то — прислуживать во дворце. А некоторых отдают Страшиле в качестве новых игрушек.
— Игрушек?
— Страшила вбил себе в голову, что должен «помогать» Дороти: искать новые способы добычи магии, совершенствовать войско Железного Дровосека. Но в свободное время он экспериментирует.
Пока я обдумывала его слова, мы вновь заговорили о Дороти.
— Иногда она забирает и детей, но большинство остаются брошенными.
— Так, значит, Орден дает им приют и заставляет трудиться на его благо. — Эта фраза прозвучала как обвинение. Будто я осуждала колдуний. Хотя, наверное, так и было.
Нокс кивнул.
— И это лучше, чем работать на Дороти? — спросила я у него.
— Мне было лучше, — пожал плечами парень. — Я один из тех брошенных детей. Меня нашла Момби. Мои родители умерли, да я и сам был уже при смерти. Момби обучила меня магии, обучила всему, что я знаю. Помогла снова стать человеком. Если бы не она… — Он замолчал.
Я попыталась представить маленького Нокса, но не смогла. Вообразить его беззаботным, наивным, ранимым было сложно.
— И взамен она заставила тебя сражаться?
— Дороти лишила меня всего, так же, как и других детей. Я сам решил сражаться.
Порой мне казалось, что мы с ним вечно спорим и я каждый раз нахожусь на грани проигрыша. Нокс всегда был уверен в своих словах. Но вдруг то, во что он верит, не так уж и правильно? Я не знала, что сказать, потому решила вообще ничего не говорить. Мы молча шли до самого входа в мою пещеру. Проведя рукой по волосам, я пробормотала под нос пожелания спокойной ночи.
— Оно нравилось мне раньше, — внезапно произнес Нокс.
— Что? — изумилась я, поворачиваясь к чародею.
— Лицо.
— Мое лицо?
Ему раньше нравилось мое лицо, а теперь нет? Мне сейчас нужно обидеться?
— Не пойми меня неправильно. Магия Гламоры, конечно, эффектная штука. Но немного жаль, что твое лицо изменилось. Я раньше не встречал людей, у которых на лице можно было прочесть все — каждую мысль и эмоцию. В наших краях это редкость.