========== часть 1/19 ==========
- Однажды я видел там публичную казнь. – Он сверкает глазами и перемещается на сиденье. Металлические ножки стула скользят по покрытому протертым до дыр линолеумному полу в комнате для допросов со скрипом, от которого у меня зубы сводит.
- Там, в смысле в Афганистане?
Пирс опускает голову с притворной скромностью, словно занявшая второе место участница конкурса красоты, пытающаяся скрыть досаду за крокодиловыми слезами.
- Они замечают западных людей в толпе и расступаются, чтобы предоставить нам лучший обзор. Как будто Красное море разверзается. – Он смеется отрывистым смехом, в котором нет ни намека на юмор, и мне приходится приложить над собой усилие, чтобы не позволить поднимающейся по пищеводу желчи выйти наружу. – Понимаете ли, они хотят, чтобы мы – ну, вы знаете, неверные с Запада – видели, как они осуществляют правосудие – быстро и кроваво. Делают это публично, в качестве меры устрашения.
- Там вы с Гарджоном и приобрели газ VX? Туда он и направился? Обратно в Афганистан? – Выражение лица Скалли так спокойно, словно она интересуется, можно ли ей уже забрать одежду из химчистки.
- Ее судили за прелюбодеяние. Мужчинам отрубают головы, женщин же побивают камнями. – Он снова смеется, и на этот раз до меня доносится вонь от его дыхания, заставляя меня перестать дышать носом, чтобы снова сдержать рвотный рефлекс.
Ненавижу эту хрень. Пусть гребаная полиция Нью-Йорка допрашивает этого ублюдка. Или отдел по борьбе с терроризмом. Мы искали ретровирус, и не наша вина в том, что в результате выяснилось, что у этих фриков имеется запас газа VX.
Уэллс стучит в дверь и жестом предлагает нам выйти в коридор – оказывается, что Гарджон направляется в свою квартиру на Манхэттене.
Затем мы со Скалли возвращаемся в комнату, и когда она нагибается над столом, чтобы забрать свой стаканчик с остатками кофе, Пирс вдруг протягивает скованные наручниками руки и хватает ее за запястье. Я вздрагиваю, Скалли же никак на это не реагирует.
- Знаете ли вы, агент Скалли, какова цена добродетельной женщины? – в голосе Пирса появляются какие-то фанатичные нотки, что мне совсем не нравится – по правде говоря, я начинаю склоняться над столом еще до того, как вижу, что его пальцы сильнее смыкаются на ее запястье, впиваясь в кожу.
Мой кулак соприкасается с его челюстью в тот самый момент, когда Скалли отвечает:
- Никакие меры устрашения не остановят людей от совершения прелюбодеяния, мистер Пирс.
Он дергается назад от силы моего удара, но, как мне кажется, именно Скалли стала причиной этого оглушенного выражения на его лице. Я замечаю белые отметины там, где он дотронулся до нее, но она просто невозмутимо забирает свой кофе и уходит.
Уже в машине на пути к месту назначения память наконец идентифицирует то, что я почувствовал в дыхании Пирса, вызывая у меня усмешку.
- Малдер?
Я мельком замечаю недоуменный взгляд Скалли и поясняю:
- Шаурма. Он ел шаурму на обед. – Я снова посмеиваюсь, когда недоуменный взгляд Скалли становится серьезным и несколько раздраженным. – Я думал, что все эти ультраправые фрики живут в Айдахо или типа того, но, полагаю, новое поколение этих психов не против национальной кухни. Эти парни окопались на Манхэттене.
Скалли задумывается над моим заявлением.
- Не думаю, что эти двое относятся к этому виду праворадикальных психов. Или, может, они решили, что НьюЙорк готов к возрождению арийской расы.
Это заставляет меня посерьезнеть.
- Может быть.
Она хмурится.
- Как считаешь, он выдумал ту историю о публичных казнях?
- Нет, - честно отвечаю я.
- Да, согласна.
Вокруг нас по Седьмой авеню проносится поток машин, окутанных волнами поднимающегося от асфальта жара.
***
- Куда он ПОБЕЖАЛ, Малдер? – кричу я, и мои слова эхом отражаются от стен переулка. Тут удушающе жарко и воняет гниющим мусором и грязными телами.
- Не…
Внезапно Гарджон появляется, причем в том месте, где мне меньше всего хотелось бы его видеть – прямо за спиной у Малдера.
Нацеливая пистолет ему в голову.
Я резко замираю за мгновение до того, как Гарджон велит мне это сделать.
- Пидарас хренов. Прямо в моей гребаной квартире, - бессвязно орет он, и пистолет в его руке дрожит, пока он изливает на нас с Малдером свой гнев. Я отстраненно замечаю, что у него неправильный прикус, спрашивая себя, сколько патронов у него осталось и поразил ли услышанный мною несколько секунд назад выстрел другого агента.
Его громкий гневный голос с характерным произношением/говором жителя криминального района хорошо заглушает звук того, как Дэррен Леделлер склоняется над перилами пожарной лестницы, нависающей над переулком. Воспользовавшись ею, он определенно заслуживает награду за самое разумное действие дня. Но Леделлер всего полгода назад закончил Академию и потому здорово напуган происходящим; он явно забыл, с какой силой нужно давить на спусковой крючок своего табельного оружия…
… и следующими звуками, оглушительно громкими в этом бетонно-кирпичном каньоне, становятся хлопок от выстрела, влажный шлепок и глухой стук, когда кусочки мозга и кости ударяются в противоположную стену переулка.
Мозги Гарджона. Череп Гарджона.
Не Малдера.
Но мои нервные окончания все еще вибрируют после выстрела. Разум почему-то не смог донести до меня информацию о том, что Малдер жив, здоров и стоит, отдуваясь и потея, всего в пятидесяти футах от меня, хотя моя голова ясна, нервы на пределе, и я задыхаюсь, словно только что пробежала милю на высоких каблуках…
… что я и сделала, в общем-то…
… и вот мой разум уже не столь ясен, потому что у меня начинает шуметь в ушах, и впервые с шестнадцати лет, когда я сидела на диете, чтобы втиснуться в четвертый размер, параллельно готовясь к экзамену по химии и страдая от сильнейших спазмов за всю мою жизнь, я падаю в обморок.
***
- Скалли?
Благословите меня, Отец, ибо я согрешила.
- Дана?
Я принимала таблетки для похудения, потому что на следующей неделе у меня свидание с Джо Нили, и мне хотелось влезть в купленное вчера платье. Оно черное, короткое и одно из тех, которые моя мама считает «совершенно неприемлемыми», но когда я купила его, то представила себя в нем без лишних десяти фунтов, а сегодня у меня были такие ужасные спазмы, что я с трудом закончила лабораторную по химии…
- Земля вызывает Скалли.
Перед глазами возникает не матовая черная перегородка в исповедальне с дырочками в ней в виде решетчатого узора, а лицо Малдера, нависающее надо мной, с влажными от пота волосами, прилипающими ко лбу.
Он облегченно улыбается и добавляет:
- Ну, наконец-то. А то я на секунду испугался.
Он лжет без зазрения совести – он до сих пор напуган.
Я приподнимаюсь, опираясь на руку. На мгновение перед глазами все плывет, но затем приходит в норму.
- Я в порядке. Извини, что напугала.
Он откидывается назад на пятках.
- Ты упала в обморок, - обвиняюще заявляет он.
Я принюхиваюсь.
- От тебя воняет.
Он встает и поворачивается, чтобы продемонстрировать мне пиджак и брюки, запачканные сзади чем-то похожим на…
- Леделлер блеванул. Прямо с пожарной лестницы.
- Ему стоит поработать над точностью прицела. Немного влево, и он окатил бы тебя с головой.
Малдер нервно улыбается и начинает снимать пиджак, но меня не так-то легко провести. Я его и вправду напугала.
Ну, он меня тоже напугал.
Должно быть, я все еще немного не в себе, потому что явно апеллирую к самой себе в шестнадцатилетнем возрасте, когда заявляю Малдеру:
- Я больше так не могу.
Он резко разворачивается и, судя по его виду, хочет что-то сказать, но затем передумывает. Так нас и обнаруживают остальные члены команды, запыхавшиеся и взахлеб тараторящие о случившемся, не обращая внимания на наше молчание.
Это уже второй раз меньше чем за две недели, когда я его напугала.
***
- Вы просите меня снять вас с этого дела? – спрашивает Скиннер своим типичным суровым тоном кадрового военного.