- Может это подождать до девяти или около того?
Он неохотно кивает и морщится – очевидно, этот жест причиняет ему боль.
- И прежде чем мы туда отправимся, я хочу заручиться поддержкой местного офиса.
Он вскидывает голову, гримасничая и сглатывая от вызванного этим резким движением дискомфорта.
- Зачем? – спрашивает он, когда наконец берет себя в руки.
- А ты думаешь, что в состоянии для какой-нибудь серьезной переделки?
Он размышляет над моим вопросом.
- Ладно, но позвони Хиксу.
Я киваю. Грег Хикс показался мне неплохим парнем.
- Идет. Я собираюсь еще немного поспать и рекомендую тебе сделать то же самое. При любых признаках ухудшения твоего состояния мы немедленно поедем в больницу.
Я возвращаюсь в свой номер, и на этот раз мне снится, что мы с Малдером целуемся в парке, лежа на траве. Его руки забрались мне под одежду, и даже простое прикосновение его ладони к моей пояснице едва не доводит меня до оргазма. Я пытаюсь сказать ему, что хочу продолжать, но когда мы прерываем поцелуй, он растворяется, как дым, и его образ исчезает с первым порывом ветра.
***
Когда я просыпаюсь от звонка будильника в половине девятого, голова уже не раскалывается - боль уменьшилась до приемлемого уровня, который я смогу терпеть с помощью обезболивающего.
Прошлой ночью я здорово облажался и понятия не имею, что с этим делать.
Я проснулся от того, что склонившаяся надо мной Скалли прикасалась ко мне, и потерял счет времени. Я забыл, что она пришла, чтобы убедиться, что у меня нет кровоизлияния и что я не умираю. В глубине души я думал о ней, как о своей любовнице, в течение многих лет. И неважно, что мы еще не занимались сексом.
И я устал ждать. Думаю, то дело о Призраке поля для гольфа в Хилтон-Хед было именно для этого – не только отпуском для Скалли, но и началом наших новых отношений.
Может, виновато сотрясение. Вполне возможно, причина в том, что они сделали со мной после того, как ударили меня по голове. Скалли еще не озвучила эту мысль, но мы оба задаемся вопросом, а действительно ли это простая травма головы или нечто большее? Я слишком хорошо понимаю, что именно поэтому она и попросила сделать анализ крови.
А может, я просто хочу ее и теперь ищу оправдания своим действиям.
Как это ни объясняй, я все равно облажался. Скалли заслуживает большего, чем небрежная полуночная попытка соблазнения, и она правильно сделала, что остановила меня.
Теперь мне надо выяснить, как все исправить.
Без десяти девять она стучит в мою дверь, хотя я знаю, что у нее есть дубликат ключа. Я сжимаю зубы и никак это не комментирую.
- Хикс и его напарник встретят нас через десять минут внизу.
- Что за напарник?
- Сантанда, - отвечает она, распрямляя манжеты.
- Мужчина или женщина?
- А это важно?
Я закатываю глаза.
- Я тебя умоляю. Мы с ним или с ней знакомы?
Она смягчается.
- Не думаю.
Я заканчиваю завязывать галстук.
- Отлично. Как, по-твоему, он вызвал остальную кавалерию?
- Учитывая то, что у меня не было разумного объяснения того, что мы ищем по тому адресу, который ты написал на салфетке из бара, нет. И это будет пехота.
Я кошусь на нее, но, как обычно, натыкаюсь на совершенно невозмутимое выражение лица.
- Как ты себя чувствуешь, Малдер?
- Ты не планируешь спрашивать меня о карандаше, лимоне и Chevy?
- Прими тайленол.
- Уже принял.
Я все еще обдумываю, как поднять тему прошлой ночи, но Скалли опережает меня и выходит за дверь, оставляя после себя лишь удаляющееся шуршание ткани своего льняного костюма и перестук каблуков.
***
Сантанда оказывается мужчиной. Мы вчетвером забираемся в их машину, и по дороге я, как могу, объясняю все, что мне известно.
Хикс опускает стекло и сплевывает.
- А ордер у вас есть?
Возникает короткая, но весьма неловкая пауза, и потом Скалли говорит:
- Нам, вероятно, не понадобится заходить.
Я слышу ее неозвученное объяснение: это легко может оказаться пустой тратой времени. Дальше никто не произносит ни слова.
Квартал представляет собой ряд кирпичных зданий с витринами магазинов внизу и квартирами на верхних этажах. Из пожарного гидранта хлещет вода, и пара детишек поочередно засовывает руки и ноги под струю. Мы паркуемся вторым рядом. По дороге к ливневым стокам вода образует целый поток из различного уличного мусора – оберток от конфет, обломков пластика, оторванной от чего-то рукоятки.
Здание под номером 114 на Восточной 11-й улице представляет собой маленький магазинчик, типа тех, в которых продают то же, что и в супермаркетах, но в два раза дороже, плюс еще фрукты и овощи.
Уже без четверти десять, и хотя надпись на окне гласит «круглосуточно», входные двери закрыты.
И потом, продукты, сложенные по ту сторону окна, гниют. Помидоры наклонились к стеклу, словно пьяные, образуя вдоль окна деликатный рисунок из коричневых впалых пятен с пушистой белой плесенью на них. Завернутые в бумагу цветы, стоящие в белом пластиковом ведерке, превратились в гербарий.
Мы с минуту просто стоим под дверью магазина. Наконец Хикс прерывает затянувшееся молчание:
- Как думаете, теперь нам нужен ордер?
Здесь что-то не так, и мы все это понимаем.
- Если эта продукция достаточно долго здесь лежит, она может представлять угрозу общественному здравоохранению, - осторожно предлагает Скалли.
Она выглядит смущенной. Господи, как же я ее люблю.
Сантанда громко фыркает и говорит:
- Меня это устраивает.
Хикс ловко вскрывает замок и открывает дверь. Ударяющий мне в нос запах представляет собой смесь вони от гниющих фруктов, увядших цветов и чего-то похуже.
Хикс прокашливается; мы все достаем оружие и заходим внутрь. Тупая боль внутри моей черепной коробки давит на меня изнутри, а запах - снаружи. Скалли бледна и настороженна; зловоние усиливается, когда мы достигаем подсобных помещений магазина. Где-то здесь находятся испорченные молоко и мясо. Свет не горит, так что я достаю фонарик.
Муха рассерженно жужжит где-то под потолком, и этот звук тоже действует мне на нервы. В подсобке длинный кусок пластика врезан в вертикальные полосы, завешивающие дверной проем, помеченный надписью СЛУЖЕБНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ, и здесь запах хуже всего.
Я раздвигаю эти полосы, держа пистолет и фонарик перед собой. Здесь царит такая же мертвая тишина, как и в остальном помещении, но у меня уже глаза слезятся от вони. Темно, но свет от фонарика освещает неподвижную фигуру, распростертую на столе.
Раздается тихий щелчок, и внезапно на потолке холодным голубым светом вспыхивают флуоресцентные лампы. Они заливают тусклым светом лежащее на столе тело. Мой все еще включенный фонарик направлен прямо на дыру в груди трупа, который некогда был женщиной. Теперь это чернеющая масса с расплывшимися в отвратительной пародии на улыбку губами. На краю зияющего кратера в ее груди лежит ссохшийся комок, похожий на какой-то внутренний орган.
Скалли проходит мимо меня, сжав губы в тонкую линию. Она встает достаточно близко к трупу, чтобы заглянуть в дыру.
- Сердце извлечено.
Она была блондинкой. Никто не закрыл ей глаза после смерти, и они впали в глазницы, отчего ее ресницы торчат, словно ничего не обрамляющая светлая бахрома. Ее руки и ноги свисают с краев, и мне приходится подавить в себе порыв выпрямить их на столешнице, пока я не замечаю, что она привязана к ножкам стола. На ее запястьях и лодыжках виднеются ремни, покрытые коркой запекшейся крови, указывая на то, что она изначально была совсем не в восторге от связывания.
Я заставляю себя приблизиться и посмотреть на тело внимательнее. Корка засохшей крови покрывает то, что осталось от ее блузки. Она потеряла много крови до того, как ее сердце перестало биться.
Скалли вынула свой мобильный и как раз набирает номер, однако звук нажимаемых кнопок не может заглушить рвотные позывы на заднем плане, когда кого-то из наших спутников тошнит на линолеумный пол основного помещения магазина. Я поднимаю взгляд; Сантанда так и остался стоять в дверном проеме, но он там, так что это Хикс избавляется от своего завтрака. Сантанда зажимает рот рукой, и я понимаю, что он хочет уйти, но собирается остаться до тех пор, пока не прибудет остальная пехота.