— Пустят! Дед Кеша пустит! Мы с ним дружим. Обязательно пустит! Ему как раз звонить пора.
Мальчики прошли за церковную ограду. Дед Кеша оказался маленьким, веселым старичком. Он весь зарос бородой. Живет он в конуре, вроде собачьей будки. Совсем один живет. Сыновья — кто в рудниках кандалами гремит, кого Наполеон на войне в могилу загнал, кто нуждой задавлен, старому отцу помочь нечем. Но дед Кеша на судьбу не жалуется. Послушаешь его — так ему всего хватает: прихожане досыта накормят, церковный староста иногда двугривенный даст.
Мальчики подымались за дедом по крутой винтовой лестнице. Сердце у Доржи колотилось так, будто он готовился прыгнуть с высокой скалы.
Дед остановился на ступеньке передохнуть, обернулся к мальчикам, сказал:
— Когда звонишь, все в тебе будто поет… Это, брат, понять надо. Звонарь — не пустяковина какая-нибудь, иной раз звонарь главней архиерея. Колокола-то, они вроде как бы живые: если почуют, что у тебя на душе пусто, сколько ни старайся, настоящего звона не будет Бренчать станут, а благовеста от них не жди.
Доржи посмотрел вниз. Что это за тропинки между черными копнами? Да это же не тропинки, а улицы, и не копны это, а дома, магазины, склады. Сверху садики у домов похожи на маленькие зеленые огурчики…
По карнизам колокольни разгуливали сизые голуби, клевали что-то, старательно выговаривали свое «гур-гур».
— Как много голубей!
— Мирные, дружные птицы. Божьи…
А это что там, внизу, похожее на муравейник? Гостиные ряды! Люди тащат всякую всячину — кули, тюки, ящики. Длинные штабели товаров под белой парусиной похожи на большую кость, обглоданную муравьями.
Но все же самое интересное — это колокола. Вот дед Кеша расставил ноги, ухватился за веревки, привязанные к медным языкам колоколов. Глаза у деда стали шире и веселее, губы шевелятся. То ли молитву он шепчет, то ли песенку напевает. Движутся у деда короткие сильные руки, пританцовывают ноги — к ноге привязана веревка от самого большого колокола. «Бум, бум», — тягучим басом ухает колокол. А рядом другие поют, перекликаются, одни умолкают, другие вступают свежими, веселыми голосами; как бубенчики, перезваниваются совсем маленькие.
Колокола замолчали. Доржи не хотелось уходить. Дождаться бы вечера, посмотреть отсюда на закат, заночевать здесь — ближе к звездам, а утром раньше всех увидеть рассвет. И крикнуть на весь город:
— Эй! Просыпайтесь! Взгляните на нашу колокольню. У нас уже солнце!
…Теплые дни стояли недолго.
Вскоре выпал глубокий снег и не растаял. С каждым днем становилось холоднее. На оконных стеклах появились узоры — голубые причудливые листья. Утром они казались розоватыми. Иногда Доржи видел на стеклах верблюжат, коней-рысаков. Если же всматривался, кони исчезали. и появлялись белые медведи, и вокруг — густая тайга. А вот озеро. На спокойной воде замерли лебеди. Но и они появились ненадолго — улетели, верно. Доржи теперь видел ребятишек в белых шубах, среди них Борхонок с длинной седой бородой. Он держит голубоватый хур. Далеко, за плечами Борхонока, светит красная звездочка… «Это не звезда, — догадался Доржи. — Это отражается огонек свечи, что горит на столе».
— Доржи, что с тобой? По дому соскучился?
Доржи не ответил, не оглянулся, он думает о родном Ичетуе. Там все бело от только что выпавшего снега. Белые юрты, белые березовые коновязи, к ним привязаны белоснежные кони дорогих, желанных гостей. В степи пасутся отары белых овец, стада беломастных коров…
Уроки сделаны. Чем теперь заняться? Гытыл бы наверняка что-нибудь придумал. Но где он? Говорят, в Маймачене пилит дрова; говорят, умер в тюрьме, говорят, живет у брата в Петровском Заводе. Кому верить?
Все улигеры, сказки, легенды рассказаны, все загадки разгаданы. Ребята затеяли игру — прячут золотое колесо. Доржи любит эту игру. Колесом они называют стертый гривенник. Один из ребят должен угадать, у кого «золотое колесо». Он подходит к кому-нибудь и говорит: «Выходи, золото». Нужно ответить: «Золота у меня нет». Если угадает, что у тебя во рту гривенник, ты должен спеть песню, какой никто не слышал, или загадать три хитрые загадки.
Чаще всех в игре спотыкается Цокто Чимитов. Стоит ему только спрятать за щеку гривенник, как он краснеет, начинает быстро моргать глазами. Каждому видно, что «колесо» у него. А если ему приходится искать — ни за что не найдет. Несколько раз Цокто заставляли петь. Но только начнет он песню, как ребята дружно и задорно перебивают:
Цокто замолкает на полуслове. Ребята не любят ждать, они опять поют незадачливому пареньку:
Наконец Цокто вспомнил песню, которую наверняка никто не слышал. Мальчик начал уверенно и громко:
Но ребята опять перебивают беднягу:
Цокто стоит красный, растерянный. Он устал. Ребятам стало жаль его. Они затянули:
У Чимитова нашелся верный друг. Встал Рандал Сампилов. Цокто с облегчением вздохнул и юркнул в темный угол.
Рандал поет хорошо — от души, от сердца. Даже знакомые песни звучат по-новому, ребята не перебивают его. А закончит Рандал, и слышится дружная просьба:
Рандал не заставляет себя просить. Его песни летят, как быстрокрылые птицы. Он закинул голову и, покачиваясь в такт» запел:
Доржи вздрогнул, прислушался. Сейчас Рандал споет:
Но Рандал закончил иначе:
Доржи закрывает глаза. Перед ним — родная юрта. Вот веселая Ханда, вот и Димит. Слышится смех Даримьк жены Ухинхэна. Дулсан жалуется: «Так, видно, всю молодость и проходишь за чужим скотом…» Ей вторит Жалма… Доржи поднял на Рандала удивленные глаза:
— Это ты про Мархансая спел?
— Про какого Мархансая? Я пел про Бадалая.
— А кто такой Бадалай?
— Большелугский богач. У него пять тысяч голов скота… Сын лысого шамана, бурят-урядник, — объяснил из угла Цокто Чимитов.
— Эту песню сложили у нас в Ичетуе.
— Тоже придумал… Тебя послушаешь, так окажется, что все хорошие песни у вас родились.
— Нет, не все. А эта у нас.
Рандал Сампилов обиделся:
— Я не спорю: конь нашего зайсана отстал на скачках от вашей Рыжухи. Но в песнях вы нас не обгоните: такие песни у нас не зайсаны слагают.
— Рандал, если я вру, пусть сам Уфтюжанинов отрежет мне в аду язык… Вот, слушай, — и Доржи пропел всю песню про Мархансая.
— Эта песня сложена не в Большелугской долине и не в Ичетуе, — вмешался Цыдып. — У нас давно поют: