Усевшись за единственный стол в помещении офиса, Маккай почувствовал, как под ним умащивается кресло-собака. Хорошо было снова иметь кресло-собаку после безжалостной мебели Досади. Он щелкнул тумблером и обратился к Говачину, лицо которого показалось на экране, встроенном в стол.
— Мне нужны свидетельские показания тех, кто принимал действительное решение проводить Досадийский эксперимент. Готовы ли вы принять этот запрос?
— У вас есть имена этих людей?
Неужели этот дурак думает, что он собирается выпалить: «Мррег?»
— Если вы вынудите меня на это, — предупредил Маккай. — Я обяжу Аритча Законом и получу имена от него.
Это не произвело на Говачина никакого впечатления. Он обратился к Маккаю по имени и титулу, прибавив:
— Оставлю формальности на вас. Любой вызываемый мною свидетель должен иметь имя.
Маккай подавил улыбку. Подозрения подтверждались. Это был факт, поздно распознанный бдительным Говачином на экране. Однако кто-то еще правильно понял обмен репликами. Еще одно лицо. Говачина постарше, сменило на экране первое.
— Что ты делаешь, Маккай?
— Определяю, как мне вести это дело.
— Ты будешь вести его как Легум Говачинской Адвокатуры.
— В точности.
Маккай ждал.
Говачин пристально всматривался в него с экрана.
— Джедрик?
— Ты говоришь с Джорджем Маккаем, Легумом Говачинской Адвокатуры.
Говачин с запозданием понял, насколько Досади изменила Маккая.
— Ты хочешь, чтобы я ввел тебя в контакт с Аритчем?
Маккай покачал головой. Насколько тупы эти подчиненные!
— Аритч не принимал решения о Досади. Аритч был выбран на роль козла отпущения, если дело не выгорит. Я не приму ничего меньшего, чем тот, кто принимал окончательное решение, запустившее Досадийский эксперимент.
Говачин холодно посмотрел на него и сказал:
— Одну минуту. Я посмотрю, что можно сделать.
Экран опустел, но звук остался. Маккай услышал голоса.
— Привет… Да, я извиняюсь, за вторжение в такое время.
— В чем дело?
Это был глубокий, высокомерный Говачинский голос, полный досады из-за непредвиденной помехи. Также в нем присутствовал акцент, который Досадиец мог бы узнать, несмотря на тщательно наложенные маскировочные интонации. Здесь был тот, кто использовал Досади.
Голос Говачина с экрана Маккая продолжал:
— Связанный с Аритчем Легум поднимает чувствительную линию вопросов. Он желает говорить с вами.
— Со мной? Но я готовлюсь к Лаупаку.
Маккай не имел никакого представления о том, что же такое Лаупак. Это открывало для него новые неизвестные стороны из быта Говачинов. Здесь промелькнуло нечто утонченное, что было скрыто от него все эти годы. Этот крохотный проблеск уверил Маккая, что он выбрал правильный курс.
— Он слушает нас сейчас.
— Слушает… зачем?
Интонация была угрожающей, но Говачин, перехвативший требования Маккая, продолжал, не дрогнув.
— Чтобы сэкономить объяснения. Ясно, что он все равно добьется разговора с вами. Этот вызывающий — Маккай, но…
— Да?
— Вы поймете.
— Полагаю, что правильно истолковал положение дел. Очень хорошо. Включай его.
Экран Маккая вспыхнул, явив широкую панораму Говачинской комнаты, подобной которой он раньше никогда не видел. На дальней стене висели копья и холодное оружие, длинные ленты цветных вымпелов, блестящие камни, изделия из черной блестящей субстанции, покрытые замысловатой резьбой. Все это было фоном для полуоткинутой кресло-собаки, занятой пожилым Говачином. Он сидел, расставив ноги, пока два Говачина помоложе смазывали его. Два служителя поливали его густым золотистым веществом из зеленых хрустальных флаконов. Флаконы были в виде спиралей. Содержимое их мягко втиралось в кожу человека-лягушки. Старый Говачин блестел от этой штуки, а когда моргнул, то Маккай увидел, что у него отсутствуют татуировки Филума.
— Как ты можешь видеть, — сказал он. — Я готовлюсь к…
Говачин прервался, увидев, что говорит с не-Говачином. Так как его известили заранее, то у него была явно замедленная реакция, с точки зрения Досадийца.
— Это ошибка, — проквакал Говачин.
— В самом деле, — вежливо кивнул Маккай. — Ваше имя?
Старый Говачин нахмурился при такой бестактности, потом хихикнул.