— И в чем именно проявилась порча? — Если обвиняемая — «дикая» ведьма, то лучше подготовиться к сюрпризам заранее.
— Я, как из хлева во двор выскочила, так и смотрю, Брех в конуру забился, носу не высунет. Так и сидит там до сих пор, а ведь какой охранник бы-ы-ыл! — Нет, таким образом все собаки в деревне себя сегодня ведут, а необученной ведьме такое не под силу. Обученной в этом захолустье нет, я бы еще на подъезде почувствовал. С этой стороны неприятностей можно не ждать. Кстати, версия Ласа о причине этого феномена тоже оказалась несостоятельной.
Вторая тетка — кажется, Лас назвал ее Глафьей — такого заявления не выдержала и, наплевав на зловещее свечение моих глаз и зверские гримасы старосты, гулким басом внесла свои пять медяков в расследование:
— Да кому твоя ободранная бодучая животина нужна?! Сама небось хлев запереть забыла, а признаться стыдно, вот и плетешь невесть что, пока твоя оторва чужие огороды щиплет. А что Брех из будки выйти боится, так она ему небось на прощание рогами поддала, чтоб не гавкал не вовремя. Жаль, тебе не досталось!
Марьяна, услышав такое, разом перестала всхлипывать и набрала в грудь воздуха, чтобы запустить скандал по новому кругу, но я вклинился раньше, обратившись к Глафье:
— Вы готовы перед моим даром и в присутствии свидетелей заявить, что не причастны к пропаже козы уважаемой Марьяны?
— Да, не причастна! Да только кем же она уважаемая-то, после такого поклепа?
Не вдаваясь в философские дискуссии, я объявил:
— Обвиняемая Глафья в краже не виновна.
Прощай надежда на спокойный отдых. Теперь придется искать вора — раз взявшись за дело, бросить его без уважительной причины нельзя, профессиональная этика не позволяет. Что характерно, лень в число уважительных причин почему-то не входит.
— Уважаемая Марьяна, давайте я осмотрю место происшествия, это поможет мне найти виновного.
Система безопасности у дома Марьяны была незамысловатой, как и у всех домов в нашей мирной провинции. Внутренняя щеколда на калитке, внешняя на двери хлева и волкоподобная псина, осторожно выглядывающая из будки во дворе. Я присел перед ней на корточки и потянулся почесать за ухом, каждую секунду ожидая, что сейчас останусь без руки, но пес дружелюбно ткнулся носом в подставленную ладонь. Никаких заклятий на него наложено не было, просто сильно испуганная собака.
Обокрасть этот дом мог кто угодно, так же как и практически любой дом в деревне. Если кому-то своему до зарезу потребовалась коза, почему было не взять более хорошую? Ни богатыми удоями, ни кротким нравом исчезнувшая Ночка не отличалась. Если вор посторонний, то за каким лешим он тащил животное из самой середины деревни, а не из дома поближе к окраине? Не потому ведь, что Ночка — единственная черная коза на всю деревню? Вор-эстет в данной ситуации смотрелся бы странно. Какое-то у меня нехорошее предчувствие, жаль, в дельную мысль никак оформиться не хочет.
Достав цепочку с хрусталем-индикатором и до предела обострив восприятие магии, я зашел в хлев. Сунувшиеся вслед за мной свидетели были остановлены могучей рукой хозяйки дома. Правильно, нечего колдующему магу под локоть дышать, может что-нибудь нехорошее получиться.
Хрусталь наотрез отказывался светиться, утверждая, что ничего волшебного в этих стенах не происходило с момента их постройки. Пора исправить это недоразумение. Спрятав кулон, я достал коробку с толченым мелом и подошел к загону, в котором недавно обитала пропавшая. Лучшее лекарство от дурных предчувствий — это работа, а потому я откинул крышку и легко дунул. Тончайшая белая пудра, поднятая моим дыханием и подхваченная заклятием, осела на истоптанный острыми копытцами пол. Секунду ничего не происходило — заклинание осваивалось и искало то, что мне нужно, затем от стойла потянулась дробная цепочка козьих следов, ведущая во двор. В незаметно сгустившихся сумерках она была видна особенно хорошо. Дальше белые метки ныряли в калитку и вели к ближайшей окраине деревни. Зрители нервно подались в стороны, отодвигаясь от свечения так, будто оно могло их укусить.