Впрочем, Галилей сделал замечательные открытия еще до изобретения телескопа. Любознательность рано проснулась в нем. Галилею не было еще двадцати лет, когда во время службы, в Пизанском соборе он обратил внимание на качание люстры под потолком. Галилей начал многочисленные опыты и вывел первые законы земной меха-. ники: тело сохраняет состояние движения или покоя, пока на него не действует внешняя сила; естественным направлением движения является прямолинейное; брошенное тело движется по параболе.
Итак, Кеплер и Галилей жили в одно время, состояли в переписке, вместе боролись за Коперниковы идеи, но никогда не встречались. Один открыл первые законы, управляющие движеним небесных тел, другой - законы движения тел земных, но ни тому, ни другому не пришло в голову сопоставить эти законы. Это сделал Исаак Ньютон - величайший из всех, если на этом уровне мысли еще существует какаято иерархия. Ньютон родился в 1643 году - году смерти Галилея. Спустя сорок четыре года увидел свет его труд "Математические основы естественной философии". Отрывочные механические законы Кеплера и Галилея соединились - явилась механика. "Европейское чудо", длившееся меньше двухсот лет, сравнялось с греческим, продолжавшимся восемьсот. Коренной поворот в представлении о Вселенной совершился на четырех рычагах фундаментальных законах Ньютона:
1. Всякое тело удерживается в состоянии покоя или равномерного прямолинейного движения, если к нему не приложена никакая внешняя сила (закон инерции).
2. Изменение скорости тела прямо пропорционально приложенной силе, обратно пропорционально массе тела и происходит по направлению прямой, по которой действует сила (F = mg, закон ускорения).
3. Действию всегда соответствует равное ему и противоположное противодействие.
4. Два любых тела притягиваются друг к другу с силой, прямо пропорциональной их массе и обратно пропорциональной квадрату расстояния между ними (закон всемирного тяготения).
Так закончилась первая часть этой чудесной истории. Земля теперь предстала просто большим твердым шаром, который неизвестно кто,
неизвестно когда и зачем запустил вместе с подобными телами (одни из них больше, другие - меньше) в вечный круговой путь вокруг Солнца. Любые судьи любых Галилеев стали отныне бессильны.
ВСЕ ВЕЛИКИЕ ВЕРИЛИ В ИНОПЛАНЕТЯН
Однако начались новые битвы. Их затевали потомки этих судей - тех людей, которые из поколения в поколение встают на защиту старого против самых новых и плодотворных идей, содействующих расцвету науки и прогресса. Время, конечно, работает против них. Мы уверены: когда-нибудь они будут вынуждены признать, что и жизнь существует не только на Земле, и разум - не привилегия лишь одних землян.
Во все эпохи умные и образованные люди - философы, ученые, писатели имели предчувствие, что в космосе обретаются другие живые существа. Их поражало созерцание природы, не отпускало невыразимое чувство, с ним связанное, мысль их возносилась, и они начинали верить во множественность обитаемых миров.
В "Ведах" - древнейшей из известных нам книг, соответствующей у индусов нашей Книге Бытия, - сказано, что душа после воплощения на Земле переносится к другим мирам. Индейцы, китайцы, арабы убеждены, что планеты играют в человеческой жизни важную роль, но их верования не доходят до представления о существовании там жизни, подобной нашей.
Среди же греческих философов о внеземном существовании размышляли очень многие. Такая возможность признавалась и всерьез рассматривалась еще со времен фалеса и ионийской школы. Анаксимандр и Анаксимен верили в существование иных обитаемых миров; после них так
же думали Эмпедокл, Аристарх, Левкипп. Что до Пифагора, то публично он преподавал расхожие теории того времени, но в частных беседах не скрывал от близких учеников передовых мыслей о внеземной жизни. Можно долго перечислять имена философов, державшихся тех же взглядов.
Тех же верований придерживались египтяне, а кельты вернулись к древнему представлению о посмертном переселении душ на Солнце и в другие "небесные обители".
Латинский поэт Лукреций в поэме "О природе вещей" пишет: ... Остается принять неизбежно, Что во Вселенной еще и другие имеются земли, Да и людей племена и также различные звери...
И далее следует такое глубокомысленное и красноречивое суждение:
Видим мы прежде всего, что повсюду,
во всех направленьях С той и с другой стороны, и вверху и внизу у Вселенной Нет предела, как я доказал, как сама очевидность Громко гласит и как ясно из самой природы пространства. А потому уж никак невозможно признать вероятным, Чтоб, когда всюду кругом бесконечно пространство зияет И когда всячески тут семена в этой бездне несутся В неисчислимом числе, гонимые вечным движеньем, Чтобы лишь наша земля создалась и одно наше небо, И чтобы столько материи тел оставалось без дела ...
Бесспорно, эти воззрения еще не опирались на сколько-нибудь серьезные основания. Но как не восхититься при мысли, что уже тогда существовали столь поэтичные представления!
К несчастью, на смену этим хотя и лирическим гениальным прозрениям пришли пятнадцать веков ложного толкования священных книг, ослепляющего ум и оправдывающего его робость.
Человечество преклонилось - не навсегда, но надолго - перед знаменитым предписанием Тертуллиана: "Верующий ничего более не желает".
В эпоху Возрождения идея обитаемых миров вновь возродилась и достигла апогея к середине XVII века, когда философы и ученые, вдохновленные успехами оптики, давшей зрительную трубу, а затем и телескоп, со страстью обратились к наблюдению небесных тел. Широкая же публика познакомилась с ней благодаря остроумному Фонтенелю и его "Беседам о множественности миров", опубликованным в 1686 году. Конечно, этот тезис в книге защищается легковесно, что сильно уменьшает ее достоинства. Но мнение человека, до Вольтера считавшегося первым писателем, получило широкое распространение. Книга имела огромный успех. В том же году голландский астроном Гюйгенс защищал тот же тезис, используя гораздо более серьезные научные аргументы, в своем трактате "Космотеорос" ("Созерцатель космоса").
Очевидно, что теория не становится верной только потому, что у нее много сторонников. Но производит глубокое впечатление сам факт того, сколько знаменитых философов не побоялись рискнуть своей репутацией, утверждая, что неразумно представление о существовании жизни лишь на нашей планете. Как не привести, хотя бы частично, каталог из книги замечательного астронома Камиля Фламмариона "Множество обитаемых миров", относящийся к одному только XVIII веку? Здесь мы найдем имена Лейбница, Бернулли, Ньютона, Уистона, Дерема, Сведенборга, Вольтера с его "Микромегасом", Бюффона с "Эпохами природы", Шарля Бонне с "Аналитическим опытом" и "Созерцанием природы", Кондильяка с "Логикой", Ламберта с "Космологическими письмами", Мармонтеля с
"Инками", Байи с "Историей древней астрономии", Лафатера с "Физиогномикой", Бернардена де Сен-Пьера с "Гармониями природы", Дидро с "Это нам неизвестно" и многих других.
Надо еще назвать Гердера, Дюпона де Немура, Балланша, Кузена-Депрео, Жозефа де Местра и в первую очередь Иммануила Канта, который во "Всеобщей естественной истории и теории неба" без колебаний писал (все же с излишним оптимизмом): "Я придерживаюсь мнения, что не нуждается даже в доказательстве, что все планеты населены, ибо отрицать это было бы совершенным абсурдом в глазах всех людей или по крайней мере большинства. В царстве природы все миры и системы по сравнению с мирозданием в целом - лишь пылинки. Посреди стольких сфер лишь те области могут быть пустынны и ненаселены, где не могут обитать разумные существа, являющиеся целью всей природы".