— Постараюсь быть осторожным, — согласился я.
— И ты будь осторожной, Минерва, потому доброе отношение Доры нужно тебе больше, чем ей — твое. Тебе известно куда больше, чем ей, я не сомневаюсь в этом. Но ты привыкла к роли главного бюрократа планеты, она же привыкла быть кораблем… и поэтому все твои знания перестанут чего-нибудь стоить, когда ты окажешься на борту.
— Я могу учиться, — грустно ответила Минерва. — Я могу перепрограммироваться и освоить астронавигацию и управление кораблем — по планетной библиотеке. Я очень умная.
Лазарус вздохнул:
— Айра, тебе известна древнекитайская идеограмма слова «неприятность»?
Я признался в своем невежестве.
— И не пытайся догадаться. Она расшифровывается как «две женщины под одной крышей». Похоже, у нас намечаются проблемы. Или они будут у тебя. Минерва, ты вовсе не умна. Ты глупа, когда дело касается другой женщины. Хочешь изучать астронавигацию в многомерном пространстве — отлично. Но не пользуясь библиотекой. Уговори Дору научить тебя. И не забывай, что на корабле хозяйка — она, и не пытайся доказать ей, что ты умнее. Имей в виду — она любит внимание.
— Попробую, сэр, — ответила Минерва таким смиренным тоном, каким со мной разговаривала редко. — Дора сейчас как раз просит вашего внимания.
— Ох-ох! А в каком она настроении?
— Не в очень хорошем, Лазарус. Я не призналась, что знаю, где вы находитесь, поскольку согласно имеющимся у меня инструкциям я не имею права обсуждать с посторонними дела, касающиеся вас. Но я приняла ее послание, не дав ей гарантии, что сумею вручить его по назначению.
— Правильно. Айра, в моем завещании было предусмотрено, что Дора должна быть очищена от воспоминаний обо мне программными средствами, не затрагивающими ее способностей. И теперь проблемы, которые ты породил, вызволив меня из того блошатника, начали приносить плоды. Дора проснулась, сохранив память, и она, видимо, встревожена. Где послание, Минерва?
— Оно содержит несколько тысяч слов, Лазарус, но семантически очень коротко. Вы хотите начать с резюме?
— Согласен, начнем с него.
— Дора желает знать, где вы находитесь и когда придете повидать ее. Все прочее можно описать как бессмысленный поток слов, семантически нулевой, но чрезвычайно эмоциональный, я имею в виду ругательства, бранные слова и оскорбления на нескольких языках…
— О боже…
— …в том числе на одном неизвестном мне. По контексту и употреблению понятно, что смысл этих слов тот же — только еще крепче.
Лазарус прикрыл лицо ладонью:
— Дора снова ругается на арабском. Айра, дело обстоит гораздо хуже, чем я предполагал.
— Сэр, следует ли мне воспроизвести звуки, отсутствующие в моем словаре? Или вы желаете выслушать сообщение целиком?
— Нет, нет, нет! Минерва, разве ты умеешь ругаться?
— Лазарус, у меня никогда не было такой необходимости. Но мастерство Доры весьма впечатлило.
— Не осуждай Дору, совсем юной она попала под дурное влияние. Мое.
— Могу ли я переписать сообщение в постоянную память? Чтобы уметь ругаться, когда понадобится?
— Я не даю разрешения. Если Айра пожелает научить тебя ругаться, он может сам это сделать. Минерва, можешь ли ты соединить меня по телефону с моим кораблем? Айра, лучше это сделать прямо сейчас — хуже не станет.
— Лазарус, если вы хотите, я могу устроить стандартный телефонный разговор. Но Дора могла бы переговорить с вами прямо по дуо, которым пользуюсь я.
— О! Отлично!
— Подключить к голографическому сигналу? Или вы хотите ограничиться только звуком?
— Достаточно звука… более чем достаточно. Ты тоже будешь следить за разговором?
— Если вам угодно, Лазарус. Но если вы хотите, разговор может состояться приватно.
— Не отключайся, возможно, мне понадобится рефери. Включай.
— Босс? — Такой голос мог бы принадлежать маленькой робкой девочке с драными коленками, без грудей и с огромными трагическими глазами.