Выбрать главу

Достоевский знал «Боговдохновение» Паскаля, и оно вошло в религиозный опыт русского писателя. Переживания, сходные с теми, которые выражены в «Мемориале», Достоевский описал в озарении своего любимого героя, Алеши Карамазова:

«Полная восторгом душа его жаждала свободы, места, широты. Над ним широко, необозримо опрокинулся небесный купол, полный тихих сияющих звезд. С зенита до горизонта двоился еще неясный Млечный Путь. Свежая и тихая до неподвижности ночь облегла землю. Белые башни и золотые главы собора сверкали на яхонтовом небе. Осенние роскошные цветы в клумбах около дома заснули до утра. Тишина земная как бы сливалась с небесною, тайна земная соприкасалась со звездною… Алеша стоял, смотрел, и вдруг, как подкошенный, повергся на землю.

Он не знал, для чего обнимал ее, он не давал себе отчета, почему ему так неудержимо хотелось целовать ее, целовать ее всю, но он целовал ее плача, рыдая и обливая своими слезами, и исступленно клялся любить ее, любить во веки веков. “Облей землю слезами радости твоея и люби сии слезы твои…” – прозвенело в душе его. О чем плакал он? О, он плакал в восторге своем даже и об этих звездах, которые сияли ему из бездны, и “не стыдился исступления сего”. Как будто нити ото всех этих бесчисленных миров Божиих сошлись разом в душе его, и она вся трепетала, “соприкасаясь мирам иным”. Простить хотелось ему всех и за всё, и просить прощения, о! не себе, а за всех, за всё и за вся, а “за меня и другие просят”, – прозвенело опять в душе его. Но с каждым мгновением он чувствовал явно и как бы осязательно, как что-то твердое и незыблемое, как этот свод небесный, сходило в душу его. Какая-то как бы идея воцарялась в уме его – и уже на всю жизнь и на веки веков. Пал он на землю слабым юношей, а встал твердым на всю жизнь бойцом, и сознал и почувствовал это вдруг, в ту же минуту своего восторга. И никогда, никогда не мог забыть Алеша во всю жизнь свою потом этой минуты. “Кто-то посетил мою душу в тот час”, – говорил он потом с твердою верой в слова свои… Через три дня он вышел из монастыря, что согласовалось и со словом покойного старца его, повелевшего ему “пребывать в миру”».

Символично, что Достоевский и Паскаль соседствуют на страницах книги «Круг чтения» Л. Н. Толстого. Отрывку «Смерть в госпитале», в котором описана смерть арестанта, предшествует цитата из Паскаля: «Представьте себе толпу людей в цепях. Все они приговорены к смерти, и каждый день один из них умерщвляется на глазах других. Остающиеся, видя этих умирающих и ожидающих своей очереди, видят свою собственную участь. Как надо жить людям, когда они в таком положении? Неужели заниматься тем, чтобы бить, мучить, убивать друг друга? Самые злые разбойники в таком положении не будут делать зла друг другу. А между тем все люди находятся в этом положении – и что же они делают?»

Паскаль, Декарт и Достоевский

В ранней юности Достоевский не согласился с такой мыслью Паскаля: «Пренебрежение философствованием и есть истинная философия». И по поводу нее он написал брату Михаилу 9 августа 1838 года: «Раз Паскаль сказал фразу: кто протестует против философии, тот сам философ. Жалкая философия».

Со временем позиция писателя изменилась, вероятно, потому что он пришел к тому же пониманию слов, что и Паскаль. Пренебрежение философией означает для Паскаля не отказ от размышлений, а осознание того, что постулаты, выводы, логика философских школ и рационалистических систем односторонни и не включают те принципы, которые лежат за пределами рацио. Тем самым любая рационалистическая система неоправданно сокращает и упрощает изучаемую реальность.

По Паскалю, разум не способен проникнуть в скрытые побуждения воли и сердца, а потому, в случае притязания на собственную непререкаемую истину, он неминуемо затеняет полноту и сложность человеческого существования.

Паскаль и Достоевский стоят в оппозиции к Декарту в оценке роли философии и науки для постижения тайны мироздания. Размышления Декарта – это апогей философского рационализма, неприемлемого для Паскаля (а вслед за ним – Достоевского) потому, что он сосредоточен на тех сторонах жизни, что очевидны для рассудочного ума. Метафизические же глубины человеческого естества остаются в забвении, что неминуемо ослабляет познание Бога через Иисуса Христа.

Чтобы читатель сам сделал выводы о различиях в размышлениях Декарта, Паскаля и Достоевского, я предлагаю сравнить их высказывания: