И это правда, грустная правда. Но правда и в том, что только будучи таковым, Достоевский мог в совершенстве познать тайну диавольской природы, его психологию, логику, методику. Только будучи таковым, каким он был, Достоевский смог открыть, что диавол — это та единственная сила, которая разоряет, расстраивает и обезличивает личность человека. Только будучи таковым, каким он был, Достоевский с помощью своих антигероев и творцов человекобога смог написать диаволицею, которой мир не видывал.
Достоевский — бесстрашный борец за личность человека, Достоевский — мятежный богоборец и безжалостный христоборец, Достоевский — анархист и нигилист, Достоевский — русский легион, но только такой Достоевский мог реально ощутить и по-настоящему прочувствовать всю отвратительность, всю гадость, всю уродливость метафизического чудовища — диавола и в отчаянии страстно взалкать Того, Который — единственная надежда всех отчаявшихся, единственное прибежище всех проклятых и единственное утешение человека и человечества…
Православная теодицея — единственное решение вечных проблем
Достоевский бесспорно и неопровержимо доказал, что диавол существует. Но для Достоевского было бы катастрофой, не сумей он так же неопровержимо и бесспорно доказать существование и Бога. Лучше было бы ему тогда умереть в колыбели. И мы тогда не узнали бы об аде, страшнее, чем у Данте, и о мучениях, более тяжких, чем муки Прометея. Да, тяжело ему, но еще тяжелее нам, ибо без Бога невозможно вынести кошмарное присутствие диавола Достоевского.
Достоевский до предела отяготил жизнь людей некоей метафизической горечью, к которой в изобилии присовокупил яд убийственного скепсиса. Из своей мятежной души, как из действующего вулкана, неустрашимый исповедник атеизма извергает некую огнедышащую лаву отчаяния, и в этой лаве погребаются мизерные умы немощных существ, называемых людьми. Славянский создатель диаволицеи имеет на то весомые основания: это мир и человек. Именно существованием такого мира и такого человека он не только неопровержимо доказывает существование диавола, но, как никто другой, и обосновывает существование греха, зла и диавола. Мир, каким он является — это производное или безумия, или отчаяния, или результат какой-то пакостной шутки. А человек? Человек, каким он является — это все вместе взятое и еще хуже: он — врата, через которые входит и исходит некое зловещее отчаяние, которое на своем пути облекается в него как в свое тело. Можно сказать, что некое метафизическое отчаяние нашло свое воплощение в человеке в виде невероятной тоски и потрясающего безумия.
В таком мире одно определенно и очевидно: очевидно существование диавола. Но можно ли жить в мире, в котором диавол существует, а Бога нет? "Можно", — говорит Достоевский. Но такая жизнь неминуемо заканчивается безумием или самоубийством. Третьего не дано. Об этом нам свидетельствуют идеологи и творцы человекобога. Для того чтобы отыскать хотя бы минимальную целесообразность существования человека в таком мире, надо вначале хотя бы в определенной мере преодолеть мрачную, безумную трагедию мира. Это возможно только тогда, когда сердце заполнится чувством, а дух — сознанием того, что невозможно жить в мире, в котором диавол есть, а Бога нет.
Именно таким ощущением пламенеет сердце Достоевского, и таким сознанием возгорается его дух. Он не может жить в мире, в котором диавол есть, а Бога нет. Такой мир не дает спокойствия духу Достоевского. Он исполнен одного страстного желания — найти Бога, или жизнь его теряет всякий смысл, он не сможет жить дальше без Него. Это главная жизненная дилемма Достоевского. Все в нем, как некий инстинкт самосохранения, обратилось в поиски Бога, Бога, Который смог бы объяснить, осмыслить и оправдать и такой мир, и такого человека. Если в мире и над миром нет Бога, то тогда мир этот — дом для умалишенных. Если над человеком и в человеке нет бессмертия, то тогда человек — самый главный умалишенный в этом доме для сумасшедших, который миром зовется.
Без Бога мир — невыносимая бессмыслица, без бессмертия человек — олицетворение некоей злобной насмешки. "Нет Бога, нет бессмертия, чего ради тогда жить?" — вопиет Достоевский [251]. Нет смысла в жизни, если в мире и в человеке не отыщется ничего божественного и бессмертного. Поэтому Достоевский прорывается через все препоны временного и преходящего в мире и в человеке и погружается в бездонный мрак и глубины, отыскивая искорки божественного и бессмертного. И после долгого и мучительного поиска он их находит. Благодаря этому личному опыту он обретает непоколебимую уверенность, которая гласит: "Без веры в свою душу и в ее бессмертие бытие человека неестественно, немыслимо и невыносимо" [252].