Ярким примером и убедительным доказательством тому служат христоликие герои Достоевского. Они живут любовью, любовью познают Бога, людей, мир и самих себя. Каждое чувство и мысль, желания и дела их исполнены Божественной любовью, они и в души других людей вносят убеждение о существовании Бога и бессмертия души. Для них любовь, Бог, бессмертие души неразделимы и друг другом обусловленные не только понятия, но и — живое ощущение, живая и абсолютная реальность.
Через христоподобную любовь человек быстрее и более уверенно возрастает в Боге, приближаясь к незаменимому идеалу рода людского — к Богочеловеку Христу; он возрастает постоянно, доколе не придет "в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова" [378]. К полному совершенству своей личности человек приходит, если возрастает "возрастом Божьим", а не своим человеческим. Ибо человек может стать совершенным, только если все усилия будет преобразовывать и умножать в Богочеловеке. Благодаря богочеловеческим добродетелям, человек достигает высшей полноты личности, приходя к богочеловеческой любви. Ибо эта любовь и есть наивысшая полнота личности в силу того, что окончательно соединяет человека с Богочеловеком. Без этой любви человек — получеловек, недочеловек. Более того, без этой любви человек без стержня, человек — ничто [379]. Любовь и есть "да", говоримое Я самому себе; ненависть же — это "нет" себе. Непереводимо, но выразительно эту идею Р. Гамерлинг [380] отчеканивает в формуле: любовь есть das lebhafte Sich-selbst-bejahen des Seins — живое самому себе "да" бытия [381].
Необъяснимым, таинственным образом всякое существо обусловлено любовью: и Существо Божие, и существо человеческое, и вообще всякое живое существо. В мире живых существ господствует следующее начало: любить — значит быть. Бог — вечное Существо, ибо абсолютная любовь — Его сущность. Это откровение принес в мир Богочеловек Христос, а христолюбивые Его апостолы любви разнесли по всему миру это откровение. По этому откровению любить христоподобной любовью значит: уже здесь, на земле жить вечной жизнью, победить смерть и грех и быть бессмертным. Не любить — значит быть мертвым, пребывать в смерти. "Мы знаем, что мы перешли из смерти в жизнь, потому что любим братьев; не любящий брата пребывает в смерти"[382].
Христолюбивая душа Достоевского насквозь проникнута чувством и убежденностью, что любить — значит быть. Судьба человека от начала и до конца обусловлена любовью. Достоевский уравнивает "я есмь" с "я люблю". Если люблю, то существую, ибо связан с Вездесущим, если не люблю, то и не существую, ибо связан с небытием. Но и это еще не все. Для славянского апостола любви рай — это любовь, ад — ненависть. Кто любит, тот в раю, уже тут, на земле, кто не любит — уже в аду, ибо ад — это невозможность любить.
"Отцы и учители, мыслю: что есть ад?" — вопрошает Достоевский устами святого старца Зосимы и отвечает: "Рассуждаю так: страдание о том, что нельзя уже больше любить. Раз, в бесконечном бытии, не измеримом ни временем, ни пространством, дана была некоему духовному существу, появлением его на земле, способность сказать себе: "я есмь и я люблю". Раз, только раз, дано было ему мгновение любви деятельной, живой, а для того дана была земная жизнь, а с нею времена и сроки, и что же: отвергло сие счастливое существо дар бесценный, не оценило его, не возлюбило, взглянуло насмешливо и осталось бесчувственным. Таковой, уже отошедший с земли, видит и лоно Авраамово и беседует с Авраамом, как в притче о богатом и Лазаре нам указано, и рай созерцает, и ко Господу восходить может, но именно тем-то и мучается, что ко Господу взойдет он, не любивший, соприкоснется с любившими, любовью их пренебрегший. Ибо зрит ясно и говорит себе уже сам: "Ныне уже знание имею и хоть возжаждал любить, но уже подвига не будет в любви моей, не будет и жертвы, ибо кончена жизнь земная и не придет Авраам хоть каплею воды живой, то есть вновь даром земной жизни, прежней и деятельной, прохладить пламень жажды любви духовной, которою пламенею теперь, на земле ее пренебрегши; нет уже жизни и времени более не будет! Хоть бы и жизнь свою рад был отдать за других, но уже нельзя, ибо прошла та жизнь, которую возможно было в жертву любви принесть, и теперь бездна между той жизнью и сим бытием" [383].
Некий Божественный смысл жизни вливается в любящее сердце, и человек всем своим существом ощущает, что Божественный Логос чудесным образом пронизывает и утверждает миры. Когда любовь вселяется в сердце человека, она становится всевидящим оком его души и непогрешимым наставником в его праведной жизни. "Главное — люби других как себя, — говорит Достоевский, — вот что главное, и это все, больше ровно ничего не надо: тотчас найдешь, как устроиться" [384], поймешь, как надо жить. Если бы люди сделали любовь царицей своей души, тогда на земле в один день, в один час все могло бы устроиться самым лучшим образом.