«Вы недостойны говорить о народе — вы в нем ничего не понимаете. Вы не жили с ним, а я с ним жил. Ваши понятия о культуре не превышают перчаток и карет».
«…нравственные начала наши тоже нельзя отдать. Знакомство с древними идеалами и с новейшими вы несете народу через образованность, через расширение горизонта, и найдутся пути новые к новому нашему будущему складу и порядку. В чем эти новые задачи? В всеслужении человечеству! Мы несем образованность во всей широте этого слова, и вот всё, что мы принесли. И это немало. Это толчок к всемирному значению России».
«Нравственные же вещи Европы нельзя копировать; мстительность, возмездие, жестокость, честь рыцарская — всё это очень плохо. Вера их хуже нашей. Гуманность же, которую вы столь цените, без сомнения ниже нашей (взгляд народа на преступника, прощение и забвение обид, широкое понимание исторической необходимости — это у нас лучше, чем на Западе). Бунт парижан 93 года — это не гуманность. Гуманные начала даны в нашей вере, и эти наши начала лучше. Если есть скверность, то есть и святое рядом. Вот почему надо удивляться и перед чем надо благоговеть, что народ это вынес. Если же народ развратен, то потому, что он был прикреплен, лишен самодеятельности, был податною единицею».
«Спросят: откуда видно такое значение России? Конечно из православия, потому что православие именно это повелевает и к тому ведет: "Будь на деле братом и будь всем слуга. Как Франция была державой христианнейшей и католической, так Россия всегда православною».
«Древняя Россия была деятельна политически, окраина, но она в замкнутости своей готовилась быть не права, обособиться от человечества, а через реформу Петра мы само собою сознали всемирное значение наше. Гораздо расширились, и это вовсе не от соприкосн<овения> с европейским. Сила была в свойствах русских».
«Разврат есть неправдивость поступков сознательная, грязь в семействе».
«Созидается общество началами нравственными. В нравственных началах вы ничего народу не принесете лучшего, ибо у него православие, а у вас ничего. Он не знает привилегий. Одну науку? Но наука не созидает одна общества (социализм)».
«Гуманность. Это нам из Европы-то нужна была гуманность? Она нужна была для таких, как все вы, нанимавших швейцаров и читавших Руссо, нужно для всех оторвавшихся, а народу не надо. Он прощал. Прочли бы Андрея Критского, и довольно».
«Наше назначение быть другом народов. Служить им, тем самым мы наиболее русские. Все души народов совокупить себе. Несем православие Европе, — православие еще встретится с социалистами. Но не об том хочу теперь говорить. Всё это еще спорно и требует разъяснения, — а что бесспорно — это значение наше быть другом народов, другом людей, другом ума человеческого. Зачем преследовать штундистов?
Природа дала нам страшные силы у себя дома и слабость на нападение».
«Есть грязь, но народ не одобряет свое злое, а мы злое считаем за доброе. Может быть, есть вещи дурные, за которые он стоит миром. Но это лишь предрассудки».
«Высшая нравственная идея, выработавшаяся всей жизнью Запада, есть грядущий социализм и его идеалы, и об этом нет возможности спорить. Но христианская правда, сохранившаяся в православии, выше социализма. Тут-то мы и встретимся с Европой… то есть разрешится вопрос: Христом спасется ли мир или совершенно противоположным началом, то есть уничтожением воли, камнем в хлебы».
«Народ преклонится перед правдой (хоть и развратен) и не выставит никакого спору, а культура выставит спор и тем заявит, что культура его есть только порча».
«Культура в народе загадка».
«Честным человеком быть всегда выгоднее».
«Жиды, явится пресса, а не литература».
«Правда жидов. А в политике: государственная ли вещь истребление лесов».
«Я никогда не верил гнусной (практической и хищной) идее, что только верх образован, я хочу и верую, что у нас будет этот социальный порядок, что и мужик будет понимать великую мысль (через православие), которая так великолепно и стройно заключает множество великих мыслей, которые уже оно заключает в себе».
«…всё, что взято из Европы, в сущности не привилось, а держится, лишь кое-как соединяясь с народным обычаем, и получило далеко не европейскую форму. А иное так просто оказалось вздором и до сих пор лишь вредит и ждет лишь, пока народ выкажет свой полный взгляд на дело, — тогда и переродится по-своему».
«Образование: полное примирение, совершенное беспристрастие рядом с полным сознанием и своей нравственной правды (православие)».
«Стань всем слуга».
«Разумеется, мы не отдадим им нашей земли, мы должны сохранить своей русский тип, а стало быть, сохранить землю под собою».
«Мы представим изумительное зрелище народа без захватов. Мы не станем поляка обращать в русского, но когда поляк или чех захочет быть действительно нашими братьями, мы дадим автономию, ибо и в автономии не разрушится связь наша, и они будут тянуться к нам, как к другу, к старшему брату и великому центру».
«Разве не было чести в древней России? Возвратись из Европы, мы приняли новые формулы, стали необыкновенно шатки, трусливы и безразличны, а про себя циничны и сплошь нигилисты».
«Народ развратен; но дело в том, что он свое злое не считает за хорошее, а мы свою дрянь, заведшуюся в сердцах и в уме нашем, считаем за культурную прелесть и хотим, чтоб народ пришел у нас учиться».
«Даже братья славяне оставят мысль, что мы их хотим проглотить, а эти уже самые подозрительные».
«Красота богов и идеала, они являются прямо обнаженные, но не боги и не идеал этого не вынесут. У обыкновенных, текущих людей красота условна. И тогда только очищается чувство, когда соприкасается с красотой высшей, с красотой идеала».
«"Дневник писателя" сблизил меня с женщинами. Я получаю письма и вопросы: о том, что делать. Дышут такою искренностью, глубоко серьезное явление.
— Она лжет.
— Нет, искренна. Она [женщина] и в век жидовства изображает поклонение идее. В жажде высшего образования — серьезность».
«Говорят про русских в Европе европейцы, что они сплошь революционеры, между тем они революционеры только в Европе…»
«Православный Христос лучше, чем тот, который согласился в Испании на инквизицию. Понимал ли это Петр? Если и не понимал вполне, то предчувствовал, в великой душе должны были быть и великие предчувствия».
«Что такое за эксперты в душе человеческой? Какая такая эта наука, которой можно выучиться в университете?»
«Наше предрассудочное невежество непросвещенной и отвыкшей от рассуждения толпы в середине».
«Удаление от общества необходимо для правды общественной».
«Когда с попов сословность слезет, тогда уничтожатся и секты, и атеизм, ибо контингент атеистов все-таки дает духовенство».
«Империя [Османская] после турков, должна быть не всеславянская, не греческая, не русская — каждое из этих решений не компетентно. Она должна быть православная — тогда все понятно».
«Этот аристократ [Петр Великий] был в высшей степени русский аристократ, то есть не гнушающийся топора. Правда, топор он брал в двух случаях: и для кораблей, и для стрельцов».
«С православием мы выставляем самую либеральную идею, какая только может быть, — общение людей во имя общения с будущими несогласными нам».