— Я был знаком с Елизаветой Петровной, когда служил несколько лет назад под началом ее батюшки. В Архангельске, — пояснил Дивов.
— И что с того? — не поняла или сделала вид, что не поняла, Варвара Васильевна.
Федор вздохнул и стал объяснять, как малому дитяте.
— Мне бы хотелось услышать от вас, каким образом она попала в Казань? Почему оказалась в вашем доме? И что случилось с достопочтенным господином Толобузиным?
— Слишком много приватных вопросов, mon cher, о жизни дамы, с которой, как я понимаю, вы были знакомы не очень долго и даже не сразу узнали при встрече. Откуда такое любопытство? — ершисто ответила Мамаева.
— Те-туш-ка, не увиливайте, — поддал упорства в голос Дивов.
— Ах, Теодор, вы хотите сделать из меня сплетницу, — сменила тактику Варвара Васильевна.
— Если понадобится, то да.
— Будь по-вашему, — обреченно вздохнула Мамаева. — Могу сказать только, что после смерти отца генерала Тормасова Елизавета Петровна вместе с сыном приехала сюда. Я живу одиноко, сам знаешь. Иван Данилович давно умер, дети выросли, вот и попросила ее пожить у меня. Тем более что Толобузины с Мамаевыми хоть и дальняя, а все же родня.
Дивов некоторое время пораженно молчал.
— Генерал Тормасов умер? — переспросил он. — Когда?
— Давно уже, летом двадцать седьмого.
— Вскоре после моего отъезда из Архангельска… Постойте, вы сказали «сын»? У Елизаветы Петровны есть сын? — ошеломленно уставился на тетушку Федор.
На языке у Варвары Васильевны так и вертелась фраза, что, мол, у тебя, обалдуй, «тоже есть сын». Но кто она такая, что бы встревать в эту запутанную историю?
— Да чему ты так удивляешься? Она же не монашка, а замужняя дама.
— И что за фрукт был этот Толобузин? — с нотками ревности в голосе поинтересовался Федор. — Что-то я в вашей родне такового семейства не припоминаю.
Щеки Варвары Васильевны вспыхнули от столь неучтивого тона.
— Знаешь, Теодор, — обиженно произнесла она, — мне неприятен и странен сей разговор. Если у тебя есть еще вопросы о частной жизни Елизаветы Петровны, задай их ей самой.
Мадам Мамаева круто развернулась и покинула Федора, бормоча что-то по поводу седых волос и глупой необходимости изворачиваться.
— Пожалуй, я так и поступлю, — негромко сказал ей в спину Дивов и отправился на поиски мадам Толобузиной. И где она только отыскала мужа с такой идиотской фамилией?
Как установил Федор после недолгого осмотра, в зале Лиза так и не появилась, значит, следует ее искать во внутренних покоях. Он поднялся по небольшой лестнице, что вела на второй этаж. В полутемном коридоре было тихо, он замедлил шаги, пытаясь угадать, за какой из дверей может быть Лиза. Прислушался. Слух, обостренный постоянными опасностями походной жизни, уловил тихий шорох и лепетание за ближайшей дверью. Дивов осторожно приоткрыл ее. В неярком свете ночника он увидел сладко посапывавшую в кресле служанку, показавшуюся ему смутно знакомой, а в небольшой кроватке стоял, держась за резную деревянную спинку, взлохмаченный бутуз в кружевной батистовой рубашонке и то ли пел, то ли говорил, то ли просто сопел о чем-то своем. Федор замер на пороге, не зная, как поступить: тихонько уйти, разбудить ли нерадивую няньку или самому подойти к малышу. Наверное, это и есть сын Лизы. Жгучее любопытство толкнуло его вперед.
— Здравствуй, малыш, — тихо, боясь испугать ребенка, произнес он.
Мальчуган поднял на него глаза, сосредоточенно посмотрел на Дивова. Отблеск пламени свечи, блестевший на пуговицах и эполетах Федора, подействовал на него завораживающе. Он протянул ручонки и шагнул к краю кровати:
— На ючки!
Смысл его команды был вполне понятен. Федор подошел к нему, взял на руки. Что за странный сегодня день! Он опять прижимал к себе маленькое, хотя на этот раз вполне упитанное, тельце, а махонькие пальчики пытались открутить пуговицу с его мундира.
— Как же тебя зовут, чудо-чудное?
— Фетенька, — соизволил обратить на его внимание малец.
— Фе…денька? — едва не задохнулся Дивов.
Разбуженная его нечаянным возгласом, вскинулась в кресле нянька, охнула, изумленно воззрившись на Федора.
— Вы? Откуда?.. Как же так, барин, — затараторила она, — нельзя вам здесь! Ой, беда-то! Давайте сюда барчука.
Она почти вырвала из рук Дивова цеплявшегося за эполеты Феденьку, возмущенного таким обращением и обиженно засопевшего в попытках вырываться из нянькиных рук.
— Ступайте, ступайте, Федор Васильевич, от греха подальше, — теснила она Федора к дверям.
Как только она назвала его Федором Васильевичем, Дивов понял, что перед ним Наталия, горничная и наперсница Лизы.