Увѣдомь меня обстоятельно о всемъ томъ, что между вами произходитъ. Безпрестанныя мои безпокойства, хотя нѣсколько облегченныя тѣмъ мнѣніемъ, кое я имѣю о твоемъ благоразуміи, заставляютъ меня желать, чтобъ о всемъ извѣщала ты меня подробно. Естьли случится что ни есть такое, которое ты могла бы мнѣ сказать токмо изъустно, то напиши мнѣ о томъ безъ всякаго затрудненія, какъ бы ни опасалась извѣстить меня письменно. Сверьхъ той довѣренности, которую должна ты имѣть на вспоможеніе Г. Гикмана, и безопасность твоихъ писемъ; знай, что зритель обыкновенно гораздо лучше судитъ о сраженіи, нежели тотъ, которой въ ономъ находится. Важныя дѣла, равномѣрно какъ знатныя особы, рѣдко проходятъ однѣ, сопровождатели оныхъ составляютъ иногда ихъ количество, то есть такія дѣла сопровождаемы бываютъ многими малыми причинами и нечаянными случаями, могущими въ послѣдствіи учиниться важными. Разсудя о всемъ, теперь я сомнѣваюсь, чтобъ ты могла отъ него освободиться, когда того пожелаешь. Я помню что тебѣ сіе предсказывала. Итакъ я повторяю, что будучи на твоемъ мѣстѣ я бы неотмѣнно притворилась по крайней мѣрѣ будто нѣсколько имѣю къ нему довѣренности. Ты можешь оную оказывать ему до тѣхъ поръ, пока онъ не учинитъ какой ни есть неблагопристойности. При такой твоей разборчивости все то, что въ состояніи учинить его недостойнымъ твоей довѣренности, не можетъ избѣгнуть отъ твоихъ наблюденій.
Естьли надлежитъ вѣрить дядѣ твоему Антонину, которой въ томъ открылся моей матушкѣ; то твои родственники надѣются, что ты прибѣгнешь къ покровительству Милади Лаврансъ, и что она употребитъ о тебѣ свое ходатайство. Но они увѣряютъ, что рѣшились не слушать ни какихъ предложеній о примиреніи съ сей стороны произойти могущихъ. Они могли бы присовокупить и съ другой; ибо я увѣрена, что твой братъ и сестра не дадутъ имъ времени усмириться, по крайней мѣрѣ дотолѣ, пока твои дядья, а можетъ быть самъ твой отецъ не учинитъ такихъ предложеній, которыя ихъ удовлетворятъ.
Поелику сіе письмо увѣдомитъ тебя о перемѣнѣ первой моей надписи, то я и посылаю тебѣ его чрезъ одного пріятеля Г. Гикмана, на вѣрность котораго мы можемъ положиться. Онъ занятъ нѣкіими дѣлами по сосѣдству Госпожи Сорлингсъ, онъ знаетъ ее самую; сего же вечера онъ хотѣлъ возвратиться назадъ, и привести съ собою то, что у тебя изготовлено, или то, что время тебѣ позволитъ ко мнѣ написать. Я не разсудила за благо употребить въ семъ случаѣ ни единаго изъ людей Г. Гикмана. Каждая минута можетъ для тебя сдѣлаться важнѣйшею, и привести тебя въ необходимость перемѣнить свои намѣренія и свое состояніе.
Я слышу изъ того мѣста, гдѣ сижу, что моя матушка зоветъ меня къ себѣ, и приводитъ всѣхъ людей въ безпокойство. Она идетъ, безъ сомнѣнія, и вскорѣ спроситъ меня, гдѣ была, и что въ сіе время дѣлала, прощай, любезная моя. Да сохранитъ тебя Боже отъ всякой гибели! И да возвратитъ тебя, безъ всякаго поношенія и съ честію въ объятія вѣрной твоей пріятельницы
Анны Гове.
Письмо XCVIII.
Въ Четвертокъ по полудни 1 Апрѣля.
Я не скрыю отъ тебя дражайшая и ласковая моя пріятельница, что я чрезвычайно терзаюсь скорбію произведя между твоею матерью и тобою то несогласіе, къ коему я наиболѣе подала случай. Увы! Колико нещастныхъ вдругъ я учинила!
Естьлибъ я не имѣла для моего утѣшенія свидѣтельства моего сердца, и ту мысль, что мой проступокъ не происходитъ отъ виновнаго какого поползновенія; то почитала бы себя презрѣнія достойнѣйшею изъ всѣхъ женщинъ. И даже при ощущеніи сей отрады, сколь жестоко я наказана лишеніемъ моей славы, которая мнѣ была драгоцѣннѣе жизни и тою жесточайшею неизвѣстностію, которая, непрестанно опровергая мою надѣжду терзаетъ мою душу и наполняетъ ее смущеніемъ и скорбію!
Любезнѣйшая моя пріятельница, долгъ, кажется требуетъ, чтобъ ты повиновалась своей матушкѣ, и прервала бы всякое сообщеніе съ столь злощастною дѣвицею. Опасайся того, ты впадешь въ равной безпорядокъ. составляющей источникъ моего нещастія. Оно началось отъ запрещенной переписки, которую я почитала себя свободною и прервать, какъ скоро пожелаю. Я всегда получала удовольствія отъ употребленія моего пера; и сіе увеселеніе можетъ быть сокрыло отъ глазъ моихъ всю опасность. По истиннѣ я имѣла къ тому и причины, кои казались мнѣ похвалы достойными; а нѣсколько времени была къ тому ободрена позволеніемъ и даже усильными прозьбами всѣхъ моихъ родственниковъ.
И такъ я иногда чувствую, что могу прервать столь любезную переписку, въ томъ намѣреніи, дабы твоя матушка болѣе не безпокоилась. Однако какого зла можетъ она опасаться отъ писемъ, которыя мы по временамъ другъ ко другу пишемъ, когда мои не иннымъ чѣмъ наполнены бываютъ, какъ признаніемъ и раскаяніемъ о моихъ проступкахъ; когда она увѣрена въ твоемъ благоразуміи и твоей скромности; словомъ, когда ты столь отдалена отъ того, дабы могла слѣдовать злощастному моему примѣру.
Я покорно тебя благодарю за благосклонныя твои предложенія. Будь увѣрена, что нѣтъ въ свѣтѣ ни единаго человѣка, которому бы я пожелала быть обязанною прежде, нежели тебѣ. Г. Ловеласъ будетъ послѣднимъ. И такъ не воображай себѣ, чтобъ я думала подать ему такое право на мою благодарность. Но я надѣюсь, не смотря на все то, что ты ко мнѣ пишешь, что не отрѣкутся мнѣ прислать моихъ платьевъ и небольшаго количества оставленныхъ мною денегъ. Мои друзья, или по крайней мѣрѣ нѣкоторые изъ нихъ, не будутъ столь безразсудны, чтобъ привели меня въ толь великія замѣшательства. Можетъ быть они не поторопятся меня обязать; но когда бы и долѣе они принудили меня ожидать сей милости; то я и тогда еще не стану отчаяваться въ полученіи оной. Я нимало не думала, какъ ты то ясно видишь, спорить съ Г. Ловеласомъ въ разсужденіи издержекъ въ путешествіи и въ наймѣ жилища, дотолѣ, пока мое убѣжище не будетъ утверждено. Но я скорѣе думаю прервать таковыя обязательства.
По истиннѣ, по учиненіи посещѣнія моимъ дядею твоей матушкѣ, для возбужденія ея гнѣва противъ такой племянницы, которую онъ любилъ столь нѣжно, мнѣ не надлежало бы болѣе ласкаться скорымъ примиреніемъ. Но долгъ не обязываетъ ли меня исполнить оное. Не ужели я должна увеличить мой проступокъ оказаніемъ гнѣва и упорства? Ихъ гнѣвъ кажется имъ справедливымъ, поелику они полагаютъ мое бѣгство предумышленнымъ, и которое ихъ увѣрило, что я торжествую надъ ними съ предмѣтомъ ихъ ненависти. Когдабъ я сдѣлала все то, что только зависитъ отъ меня, дабы придти опять къ нимъ въ любовь; тогда менѣе бы самое себя укорять могла. По симъ разсужденіямъ я недоумѣваю послѣдовать твоему совѣту относительно до бракосочетанія, наипаче когда я вижу Г. Ловеласа столь вѣрно исполняющаго всѣ мои договоры, которые онъ называетъ моими законами. Впрочемъ чувствованія моихъ друзей, которыхъ ты мнѣ представляешь столь явными врагами противъ ходатайства его фамиліи, нимало меня не понуждаютъ принять покровительства Милади Лаврансъ. Я полагаюсь единственно на Г. Мордена. И утвердясь въ совершенной независимости, до возвращенія его изъ Италіи, я надѣюсь такимъ средствомъ благополучнаго окончанія всего нещастія.
Впрочемъ если я не могу склонить г. Ловеласа удалиться; то какія же обязательства могу предложить о примиреніи моимъ друзьямъ? Если онъ меня оставитъ, и если они насильно меня захватятъ, какъ ты увѣрена, что онибъ сіе и учинили, когдабъ менѣе его страшились; то жесточайшія ихъ поступки и ужаснѣйшія ихъ принужденія не были ли бы оправданы моимъ поведеніемъ? А пока онъ находится со мною, пока я его вижу, какъ ты то примѣчаешь, но будучи его женою, то какому сужденію я подвергаюсь? Какъ! Не ужель должна я для сохраненія нещастныхъ остатковъ моея славы наблюдать и употреблять въ пользу свою благосклонныя сего человѣка расположенія?