Этот беглый экскурс в историю нам потребовался для того, чтобы, обнаружив в прошлом действие общих законов бытия человечества, распространить их на явления сегодняшнего дня и понять главный смысл сегодняшних наших усилий, которые с наибольшей отчетливостью запечатлеваются в произведениях искусства, а если сказать еще точнее, в художественных образах (характерах) произведений искусства.
И тут нелишне будет заметить, что художник-реалист отличается от своих коллег прошлого не тем, что он в своем творчестве добивается жизненного подобия (в определенной мере того же добивались и художники прошлых эпох), а тем, что цель его творчества [2] связана с реальной земной жизнью человека, который, по его понятиям, и является главной мерой вещей. Поэтому для художника-реалиста образ (характер) не есть просто символ какой-то трансцендентной идеи или магический эквивалент реального или воображаемого прототипа, а есть фокус, в котором сходятся все явления духовной и материальной жизни конкретной исторической эпохи.
2
Сколько верных мыслей ни высказал бы писатель, какое количество достоверных фактов он ни привлек бы для иллюстрации этих своих мыслей, ничто не может сравниться с емкостью и убедительностью художественного образа (характера), заключающего в себе беспредельное количество информации. Настоящий крупный талант всегда выражает правду времени через правду народного характера, ибо в подлинно народном характере всегда живет историческое время, и вне его или без него все остальное принимает мертвенно-плоскостное очертание, никак не могущее удовлетворить наше многомерное восприятие.
От века к веку, от десятилетия к десятилетию развивается народный характер, однако иногда возникают такие исторические условии, когда этот процесс получает как бы дополнительное ускорение, и тогда счет уже ведется не на века и даже не на десятилетия, а на значительно меньшие временные отрезки. Такие условия сложились и в период Великой Отечественной войны, когда каждый год по своему духовному напряжению стал соответствовать, по меньшей мере, десятилетию и обрел свои яркие отличительные признаки, которые в различной степени запечатлелись в характерах современников.
Однако создать настоящий художественный образ (характер) дело куда более сложное, нежели это представляется многим авторам, пишущим о минувшей войне. Поэтому-то случается читать произведения, в которых желание открыть правду того сложного времени уступает место желанию сочинить собственную и утвердить ее как единственную приличествующую нашему времени точку зрения.
Но вот что здесь любопытно: выход в свет воспоминаний того или иного известного полководца, как правило, сразу же «закрывает» некоторые романы и повести о войне, ранее возбуждавшие наш читательский интерес. И если мы сейчас перечитаем некоторые произведения о войне, созданные в последние десятилетия, то увидим, что они в большей мере характеризуют время их написания, нежели время, о котором в них идет речь.
В последние годы было опубликовано немало различных произведений мемуарного жанра, и из них, на мой взгляд, немалый интерес представляют воспоминания Маршала Советского Союза А. М. Василевского «Дело всей жизни». Масштаб прежней деятельности и широта осведомленности позволили автору этих мемуаров представить большой фактический материал об очень важном периоде истории нашего государства, а субъективные авторские суждения не противоречат логике развития тех событий, о которых они свидетельствуют. Так, маршал Василевский, вспоминая начало войны, пишет: «В начале июня 1941 года, по директивам Генерального штаба, началось выдвижение ряда армий — всего до 28 дивизий из внутренних округов в приграничные... В начале июня 1941 года на учебные сборы было призвано из запаса около 800 тысяч человек, и всех их направили на пополнение войск приграничных западных округов... К середине 1941 года общая численность армии и флота достигла 5 миллионов человек и была в 2,8 раза больше, чем в 1939 году».
Теперь иные авторы романов о минувшей войне судят о ее ходе куда «радикальнее» маршала Василевского. А если их нынешняя осведомленность намного и превышает их прежнюю, то она явилась не результатом их жизненного опыта, а лишь стремлением оснастить жизненно достоверным (документальным) материалом приглянувшуюся им сегодня какую-то точку зрения. Появились, скажем, сведения, что перед самой войной был разрешен отпуск начальствующему составу, и замелькали в произведениях непременные отпускники-командиры. Конечно, такой «аргумент» привлек читателей, но... ненадолго. Думается, после мемуаров маршала Василевского этот «аргумент» будет списан в силу своей неубедительности. Ведь несколько сот отпускников-командиров никак не перевесят 800 тысяч запасников и 28 дивизий, что были переброшены в приграничные округа. «Но почему же,— спросят возможные оппоненты,— мы тогда не удержали своих рубежей?» А потому, что даже такие серьезные мероприятия оказались недостаточными. И Василевский об этом говорит: «Однако полностью провести в жизнь и завершить намеченные мобилизационные и организационные мероприятия не удалось. Сказался здесь и просчет в оценке возможного времени нападения Германии на нашу страну, да и экономические возможности страны не позволили выполнить их в сроки, отведенные нам историей. Сыграли, конечно, в этом свою роль и недочеты, которые допустило военное руководство при планировании и в практическом осуществлении этих мероприятий».